Гора придвинулась ближе и коварным шепотом спросила:
– Григорьева, а хочешь малинки?
Я хотела чего-то другого, что и выразила шепотом:
– Клубнички бы…
После чего попыталась вновь обойти гору. И вот незадача – огненную пропасть вмиг перепрыгнула, а гору как-то ни пройти ни проехать, хоть бери и за метлой возвращайся.
– Стася, – вдруг тихо сказала гора, – ты же девственница, так о какой клубничке речь?!
– Что? – не поняла я.
А потом случилась она – клубничка.
Она случилась пикантная, очень страстная и совершенно невероятная. Невероятная настолько, что я, обалдев окончательно, уставилась на большую волосатую ладонь, властно уместившую в себе мою правую грудь. Грудь уместилась, вполне себе даже. Груди сразу стало теплей, приятней и удивительней. А лично мне просто удивительней.
– Это что такое? – поинтересовалась я у рукастой горы.
– Клубничка, – прорычала та.
– Это? – обалдев от вопиющей несправедливости, вопросила я.
Гора передернула плечами и прорычала:
– Главное, что ты больше не рвешься никуда, так что я потерплю.
Потерпит?!
– Потерпишь? – вот точно с теми же интонациями, что пронеслись в моей голове, поинтересовалась бесшумно подошедшая собачка.
– Потерплю, – угрожающе прорычала гора.
– Потерпи, дорогой, потерпи… заради университета на какие токмо жертвы не пойдешь, – явно издеваясь, выдала псина.
Гора внушительно рыкнула, и моей груди стало холодно. А она, грудь, ведь только-только согрелась, а с нее взяли и убрали большую волосатую руку. Обидно, холодно и тоскливо, а еще:
– Мне пора, – заявила я, предпринимая попытку обойти гору.
Гора протянула руку – и опять стало тепло, и идти куда-либо расхотелось.
– А ты ей нравишься, – заметила собачка.
– Смешно, да, но мы с тобой после об этом поговорим, – в голосе горы такое явственное обещание грядущих неприятностей прозвучало, что я бы на месте собачки смылась подобру-поздорову.
– Нет, действительно нравишься, – не устрашилась псина Преисподней. – Сам посуди, Владлен Азаэрович, твое прикосновение заглушает зов по ауре, это о многом говорит. Кстати, обнял бы девку, этот четвертьдемон из нее сейчас все силы тянет.
И гора, шагнув ко мне, вдруг оказалась сразу и везде. И тепло так стало, и хорошо, и уютно, и спокойно очень, и, приподнявшись на носочки, я прошептала совершенно искренне:
– Я тебя люблю.
Гора вздрогнула, и мне как-то стало тесно в крепких объятиях.
– Правда? – тихий голос.
– Правда, очень люблю, – созналась я. – Я тебя очень-очень люблю, огромная волосатая гора, потому что ты теплый.
Где-то на периферии сознания отметила, что у собак, когда они ржут, смех такой лающий. Еще отметила, что пара ржущих привидений свалилась со смеху на пол, но мне было все равно.