Но испанские корабли шли плотным строем, и о том, чтобы захватить хотя бы один из них, нечего было и думать. Такая попытка была бы равнозначна самоубийству. Тридцать пять отлично вооруженных галеонов – страшная сила. Против нее не устояли бы все пираты Карибского моря, вместе взятые.
Впрочем, Хейвуд и не думал нападать на флотилию испанцев. На сей раз он задумал применить волчью тактику. Он намеревался преследовать издали флотилию до тех пор, пока какой-нибудь из кораблей не отстанет от остальных, и уж тогда…
И тут, случайно поведя трубой к югу, откуда плыл Серебряный флот, Хейвуд увидел еще один, едва различимый в утренней дымке галеон. Он двигался в полном одиночестве, на добрых две мили отстав от флотилии.
– Возвращаемся на судно! – крикнул Хейвуд и первым бросился вниз к шлюпке. «Сегодня или никогда! – лихорадочно думал он, с внезапной легкостью прыгая с камня на камень. – Сейчас я покажу этим оборванцам, на что способен Хейвуд! Недоумки… Они вздумали бунтовать против своего капитана!»
Едва поднявшись на борт шнявы, капитан скомандовал своему помощнику:
– Киттинг! Всю команду – наверх! Мы выходим в море!
Хейвуда невозможно было узнать – куда только девались его апатия и медлительность. Пираты вновь увидели перед собой прежнего капитана: энергичного и решительного.
Какое сегодня чудесное утро!
Как только взошло солнце и видимость стала более-менее сносной, помощник капитана «Сан Антонио» сеньор Еугенио Эскудеро поднялся на ванты фок-мачты и направил подзорную трубу на маячившие далеко впереди по курсу корабли Серебряной флотилии. И чем больше он вглядывался вдаль, тем озабоченнее становилось выражение его лица: за ночь расстояние между «Сан Антонио» и остальными ушедшими вперед галеонами не сократилось, как предполагалось, а, наоборот, увеличилось. Во всяком случае, до замыкавшего строй Серебряного флота галеона «Тринидад» – Эскудеро узнал его по слишком высокой, сужающейся кверху кормовой надстройке – было больше двух миль. И это несмотря на то что всю ночь «Сан Антонио» шел под всеми парусами…
Спускаясь с вант, Эскудеро помянул недобрым словом командующего флотилией герцога Педро Алькантара-и-Сеговия, а заодно и своего капитана дона Мигеля де ла Кордову. Герцога – за то, что тот не позволил поставить «Сан Антонио» на кренгование, а капитана – за то, что не настоял на этом. «А должен был настоять, – нахмурился помощник. – Судно давно уже не кренговалось и стало заметно сдавать в скорости».
Затем сеньор Еугенио подумал, что капитану не следовало задерживаться вчера с выходом в море. Даже ради такой замечательной девушки, как сеньорита Лусия. Подумаешь – не попрощалась бы с женихом! Не навсегда же прощалась. Месяца через два-три увидятся снова.