Оставался Енисеев — но этот внушал Эстергази некий страх. Ей все казалось, что он сейчас лениво и небрежно скажет:
— Пошла на кухню, дура Парашка, и чтоб я тебя в гостиной больше не видел!
Он и точно был высокомерен, актеры уже применили к нему выражение «задирает нос», но только Эстергази бабьим нюхом чуяла, что в Енисееве кроется какая-то опасность. Был у нее в молодые годы любовник, который крепко ее поколачивал и деньги отбирал, — так новичок чем-то смахивал на того любовника… манерой, что ли, осанкой, повадкой?..
Запасливая Селецкая взяла с собой маленький театральный бинокль, он пошел по рукам. Всем было любопытно взглянуть на всадников — да и не нашлось до начала полетов другого развлечения.
Наконец у сараев началась суета — стали выкатывать первый «фарман». И тут же к нему устремились шустрые молодые люди — репортеры «Рижских ведомостей», «Рижского вестника», «Рижской мысли», «Дачника Рижского взморья», «Взморья», «Рижского курорта».
Вскоре из сарая вышли пилоты — авиатор Слюсаренко и авиатрисса Зверева. Он был в серых брюках, заправленных в высокие ботинки, в черной куртке поверх свитера с высоким горлом, в кожаном летном шлеме, полностью закрывавшем волосы и уши. Она — в такой же куртке, явно мужской, в нахлобученной чуть ли не по брови шапке, в широких шароварах из плотного сукна. Лица у авиаторов были каменные — очевидно, репортеры уже успели им надоесть. И у обоих — сдвинутые до поры вверх большие автомобильные очки.
— Господа, господа! Освободите место! Ступайте на трибуны! — кричал какой-то голосистый мужчина. — С трибун вам будет отлично видно!
— Он прав. Этак мы аэроплан вовсе не разглядим, а когда он поднимется вверх — может, что-то и поймем. Лабрюйер, вы лучше всех нас говорите по-немецки, объясните плотнику, чтобы шел за нами на трибуны, — сказал Кокшаров. — Медам, идемте скорее, займем лучшие места.
Но среди дам была недохватка — пропала Танюша.
Терская заволновалась, Лабрюйер и Славский были отправлены на поиски.
— Она, поди, уже на аэроплан залезла, — говорил товарищу, пропихиваясь сквозь толпу, Славский, за год знакомства и совместной работы хорошо узнавший девушку. — Удивительного упрямства девица! Ей бы мальчиком родиться…
— Знавал я таких, — отвечал Лабрюйер. — В определенных кругах весьма котируются. Девица, что может пролезть в оконную форточку на шестом этаже, к примеру… Только моя знакомица блондинкой была, тоненькой маленькой блондинкой со стальными мышцами и железными нервами…
— Тоненькая маленькая блондинка — это, поди, прелестнейшее создание?