— Вот так, — выдохнул Андруз.
— Убийство было запланировано автором много месяцев назад, а затем она выполнила его. Это служит признаком бесспорного факта — психопатически-одержимое поведение с точки зрения не только ненормальности убийства как такового, но и с точки зрения механизма атакующей защиты… защитных механизмов организма.
Только Бет Гарнер, казалось, уловила смысл сказанного доктором. Лица же пяти копов беспомощно смотрели на возвышавшегося над ними эксперта. Один лишь Гас Моран не собирался выглядеть немым «фараоном».
— Док, иногда я гоню такую пургу, — с усмешкой сказал он. — Но что это вот вы сейчас откололи?
— Она написала книгу для того, чтобы та выполнила своё предназначение, — создала ей алиби, — пояснила Бет Гарнер. — Я верно излагаю, доктор Ламотт?
— Абсолютно, — признал эксперт.
— Она написала себе алиби, — начал Гас. — Она рассчитала все чёртову уйму времени назад в надежде, что придёт день, когда она скажет себе: «Эй, подруга, сегодня я собираюсь покончить с Джонни Бозой». Что-то вроде того.
— Механизм, вызывающий психопатическое поведение, до сих пор нуждается в многочисленных исследованиях, — с грацией заметил доктор Ламотт.
Это, и правда, невероятно разумно, — сказала Бет Гарнер. В её голосе было почти восхищение: — Эта подруга сказала себе: «Вы думаете, я до такой степени дура, чтобы кого-то убить тем же способом, что я сама же и описала в своей книге? Нет, этого я делать не буду. Мне ведь понятно, что в этом случае подозрение упадёт в первую очередь на меня».
— Так? — Ник рассматривал преступление со всех углов зрения. — А что, если убила не автор? Что, если кто-нибудь, кому случилось прочитать эту книгу, подумал: «Замечательная идея!»?
— Тогда я вам не завидую, — признался доктор Ламотт.
— Оставим в покое тот факт, что никто, никто не завидует нам, доктор Ламотт, — угрюмо сказал Карран.
— Но интересно, почему вы сказали, что не завидуете нам?
— Потому что вы столкнулись с человеком, который столь одержим, что этот он или она…
— Она, — подсказал Харриган. — Мы почти доподлинно это установили.
— Очень хорошо, — согласился Ламотт, — она до такой степени одержима, что готова убить невинную или, в конечном счёте, не относящуюся к делу жертву для того, чтобы обвинить человека, написавшего эту книгу.
— Но почему?
— Других идей нет. Но мы знаем, что имеем дело с человеком с затаённой, укоренившейся маниакальной ненавистью в отношении автора. И с полным отсутствием уважения к человеческой жизни.
Гас Моран кивнул:
— Понимаю, док. Другими словами, вы имеете в виду, что мы лицом к лицу столкнулись с «самым великим», «единственным в мире»? Со свихнувшимся на этой идее? Правильно? Вы это сказали несколько иначе, но смысл-то в этом? Я прав?