* * *
Осенние улицы заливал солнечный свет. Разлетался бесчисленными брызгами, отразившись от оконных осколков, безжалостно выжигал остатки ночной темноты, прячущейся в подворотнях и выстуженных утробах пустых квартир. Воздух был холоден и чист, прозрачен до безумия.
Поворот на Косую линию преграждал завал осыпавшегося дома. Угловатой, колючей рекой битого кирпича здание выплеснулось на дорогу, растеклось, обняв вставшие на пути строения. Торчала ершистым костяком ржавая арматура, крупные серые обломки были разбросаны чуть поодаль, будто кто-то рылся в строительном мусоре.
Опередив Эфеса, я первым начал взбираться наверх, цепляясь за особо крупные куски бетона. Пыльные ручейки вытекали из-под ботинок, скапливались, сползая вниз. Не прекращая подъем, я раздавал инструкции:
– На Косую пойдем сквозь дома. Есть там одна лазейка, прям навылет и прошьем. Есть только одно «но», – я аккуратно отцепил захваченный куском арматуры рукав химзащиты. – Брошенные квартиры – логово Серых. В это время они спят, а уж при таком солнце – тем более. Можно греметь и топать, разговаривать и шутить. Вот только трогать их нельзя ни при каком случае. Иначе нападут всей стаей. Поэтому идем за мной как обычно: след в след. – Я остановился на краю насыпи, рядом с проломом в стене, замер, переводя дыхание и дожидаясь остальных. – Если же разбудим их – нужно как можно скорее выбраться на улицу, хоть в окна сигайте. На солнце Серые становятся вялыми и апатичными. Есть шанс оторваться.
Мои спутники кивнули вразнобой. Я улыбнулся Юле, вот только потемневшая противогазная маска мешала передать эмоции. Однако мне показалось, что едва различимые синие глаза спокойны и даже чуточку улыбаются. Наш маленький отряд втянулся в темную сырость брошенного жилья.
Источник информации, проложивший для меня эту дорогу, ошибся лишь в одном: люди, когда-то населявшие город, в этих помещениях скорее всего работали, ведь мне за всю дорогу так и не встретилось ни одной, например, кровати. Диванов – в изобилии, как и прочей мебели. Обычное офисное здание.
Путь затянулся. Приходилось менять этажи, пролезать в проломы в полу и стенах, обдирая и без того ненадежную защиту. Такую замысловатую траекторию не выписывает самый безответственный, в щи упившийся осенний лист.
– Штурман, – тронула мой локоть Юля. Несмотря на мои инструкции, говорить она старалась негромко, почти шепотом. – Тьфу ты, прозвище у тебя какое громоздкое, за язык цепляется. Как тебя на самом деле-то зовут?
– Не помню. Или не знаю. Можешь для краткости Штуром звать. Только не Штурмом, не идет мне. А мое имя осталось там, где я занял у Корнета свою жизнь. Поэтому, если меня кто-то и запомнит, то разве как Штурмана. Ты хотела что-то спросить?