* * *
Чужая история, рассказанная родным Светиным голосом, прерывается. В трубке, которая так и болтается на проводе, что-то громко клацает, визгливая телефонистка немедленно заполняет эфир убийственным фальцетом:
– Але, абонент! Слышите меня? Але?
Иван торопливо хватает трубку, с силой прижимает к уху:
– Слышу!
– Разговор продлевать будете?
– Конечно-конечно! – Извлеченные на свет две копейки тут же исчезают в монетоприемнике.
– Хорошо, соединяю. Ожидайте.
Ожидание тянется бесконечно. Всегда быстрая стрелка секундная замедляет свой ход, равняясь на часовую – толстую и неуклюжую.
– Света, Светик…
Мальгин шепчет в микрофон, кричит, молит. Светик…
Что-то происходит, вселенная оживает в бездушных проводах. Щелчок, надсадный хрип-треск помех, наконец – голос. Его, Ивана Мальгина, голос.
* * *
Пульсация. Вспышка, мгновенное озарение, страшное напряжение – отчаянное, до страшной боли – и пустота.
Я не помню ее – эту ускользающую пустоту, двигаюсь от вспышки к вспышке, исчезая в их промежутке и возникая из ниоткуда в точке наивысшего напряжения. Пульсация.
Словно отчаянный ныряльщик, раз за разом бросаюсь в гибельную пучину, где нет ничего, кроме тьмы, и выныриваю обратно лишь на короткий миг, чтобы через секунду устремиться в самый низ…
Иногда кажется, что меня больше нет, реальны лишь вспышки, следующие одна за другой. Воспоминания из прошлого, кажущегося таким давним и уже почти выдуманным.
Я ищу Ее среди толпы, среди извивающихся в странном танце тел. Механический ритм, порожденный электричеством, гипнотизирует людей и подчиняет себе, сводит с ума. Но он не властен надо мной – его жестокая магия бессильна, ведь я ищу Ее.
Мерцание светомузыки, вгоняющее других в транс, лишь раздражает мои усталые глаза, высматривающие среди множества – единственную.
Внезапно цвета уходят – умирают в бешеных лучах набирающего адские обороты стробоскопа. И тогда приходит страх.
Пульсация. Свет выхватывает из темноты застывшие фигуры, тут же сменяется черной, непроницаемой тьмой и вдруг взрывается вспышкой злого, ядовитого сияния. Люди, лишенные лиц, всё так же недвижимы, но их тела принимают новые и новые позы, живя от вспышки к вспышке.
На тот короткий миг, когда злой, колючий свет выхватывает танцующих – они замирают, подобно статуям, навсегда плененным несокрушимым камнем. Но стоит окружающему пространству погрузиться во тьму – еще более короткую и зыбкую, чем свет, – всё приходит в движение. Укрывшись покровом черноты, тела, словно бы отделенные от сознания их владельцев, совершают невозможные для человека молниеносные па, чтобы при следующей вспышке снова оказаться древними монолитами. Мертвыми истуканами.