– Нет. Это я велел, по настоянию одного знакомого, человека весьма опасного, но с практическим складом ума.
– Зачем?
– Нельзя было терять времени. Вашей матушке требовался какой-то исход, завершение, иначе бы она еще пять лет лежала и стонала. А для дела требовалось ровно две дюжины девушек и баб, это было одним из условий, которое я не посмел нарушить. Человек, с которым я имел тогда дело, любил точность и безукоснительность.
– Понятно. Зачем вам нужна была именно моя мать? Вы могли бы купить недостающую девушку или бабу в соседнем селении.
– В соседнем не мог. Я был тогда в ссоре с соседом…
– Когда это вы успели?
Сынок усмехнулся.
– Вам нужны подробности? Хотя – пожалуйста. Я соблазнил его дочь. Увлечения молодости.
– Ясно. Вы осознаете чудовищность содеянного?
– Чудовищность? Барон, прошу вас быть осторожнее в выборе выражений.
– Осознаете или нет?
– Барон, вы неправы, – сказал Сынок. – Вы руководитесь в данном случае предубеждениями – это понятно, поскольку вы лицо заинтересованное. Но вы должны же, как человек объективный и практический, понимать…
– Что понимать?
– Что я не мог поступить иначе. Хотел, признаюсь вам, но не мог. И вы на моем месте поступили бы так же.
– Сомневаюсь.
Сынок некоторое время молчал, а потом сказал:
– Человечество перепробовало все возможные формы правления. Народовластие, монархия, олигархия, диктат – все это уже было, и будет еще не раз. И всегда, при любом правлении, есть звания. Кто-то рождается у самого трона – или, если вам угодно, председательского кресла – кто-то в самых низах, кто-то между. Несправедливость не в устройстве, а в том, насколько злоупотребляют люди разных рангов своим положением. Иной рабовладелец бывает справедливее и добрее работодателя. Иной раб совершает поступки столь благородные, что память о них многие века служит примером аристократии. Все зависит от человека, а не от звания.
– Считаете ли вы, что поступили благородно?
– Нет, я просто действовал в соответствии с обстоятельствами. Ни разу, насколько я помню, не был я ни чрезмерно жесток, ни даже чрезмерно коварен. Скорее наоборот.
– А письмо это – не подлость ли, сударь?
– Не будь этого письма, ваша матушка могла бы скончаться от горя и тоски. Поскольку, как видим, господин Шустрый за нею до сих пор так и не приехал.
– Шустрый погиб в тот же год в «Битве Народов».
– А, да? Не знал. Примите мои соболезнования. Но если бы он не погиб – все равно, вряд ли бы он за нею вернулся. Именно за нею. Уж скорее за Акой-Бякой. Помните такую?
– Помню. При чем тут Ака-Бяка?
– Она была его любовницей некоторое время. Их сын сейчас учится в военной школе.