— Спасибо, Илья Тарасович, — сказал Лазаревский. — Всем этим я воспользуюсь как материалом для беседы со строителями. Эти письма скажут им многое…
Генерал широко распахнул дверь в просторную комнату. Стены ее украшали картины, изображавшие охоту, в простенках висели старинные ружья, ножи и ягдташи. Старинное панно изображало веселье виноделов; возле огромной бочки крестьяне в тирольских шляпах под звуки волынки плясали в обнимку со своими подругами.
— Хозяин дома почел за благо со мной не встречаться, — усмехнулся Карпенко, видя, что Александр Игнатьевич заинтересовался убранством комнаты. — Отсиживается где-то в Швейцарии. Охотник был.
В комнату вошла старушка в пестрой косынке, в розовой кофточке, морщинистая и синеглазая. Она поклонилась Александру Игнатьевичу, и все на ее лице — морщины, глаза, губы — приветливо заулыбалось. Александру Игнатьевичу захотелось сказать ей ласковое, приветливое слово.
— Здравствуй, дорогой земляк, — тихо проговорила старушка, подняв на Александра Игнатьевича свои удивительно синие глаза.
— Москвичам, Евфросинья Петровна, в земляки набиваешься? — улыбнулся Карпенко. — Где Золотолиповка твоя, где Москва?
— А на земле родной, Тарасыч, все рядом, — ответила старушка. — И Золотолиповка Москве родня — сестра ее меньшая.
Говорила она слегка нараспев. Эта манера, характерная для деревенских стариков и старух, вызвала у Александра Игнатьевича еще большую симпатию к Евфросинье Петровне. Генерал представил старушку Лазаревскому. Няня из госпиталя, в котором лежал Карпенко, Евфросинья Петровна Твердохлебова пришла с полевым госпиталем путь от Орловско-Курской дуги до Вены. Перед отъездом домой в ожидании нового эшелона для демобилизованных она гостила у генерала.
— Это ее инициатива, — сказал Карпенко, любовно поглядывая на старушку, — устроить сегодня мой день рождения. Хотя по календарю вовсе не сходится. Так ли, Евфросинья Петровна?
— А что нам до календаря? — усмехнулась старушка. — Поеду вот, а когда свидимся? У меня, милые, свой календарь. Вышло солнце красное в небо — праздник. В такой погожий весенний день, как сегодня, хорошо праздновать. Правда, травки зелененькой к празднику не хватает. Настоящей. Не такой, как здесь, — зелена-то зелена, да не мила. Та трава, что сердцу милая, только на родине растет… Что ж, Тарасыч, гость прибыл, пора приступать…
На большом столе, обставленном графинами и бокалами, красовался румяный пирог.
После первых тостов за здоровье генерала Ефросинья Петровна предложила тост за Золотолиповку.
— Где же находится она, эта деревня с таким хорошим именем? — спросил Александр Игнатьевич.