…У домика голосисто поет петух. Пение обрывается, не верится в долговечность наступившей тишины. Война не терпит ее. «Мы им всыплем перцу! Мы им…» И длиннопалая рука Делича: пальцы ее, как черви, вползают в землю… Над головой — а поднять ее очень трудно — черные корни дерева. Их точно обрубил огромный топор. На самом краю воронки цветет молодая вишня, и ветка, полная белого цвета, свисает над убитым пулеметчиком. Вишня расцвела ночью, когда возле нее вились пули. Накануне боя летчик из «Юнкерса» выгрузил на деревню бомбы. Одна взрыла землю у вишни, повредив ей корни. На земле — весна. И убитый молодой француз… Кем он был при жизни? Что делал? Машины или мебель? Строил дома или растил сады? Мир лишился его, стал беднее… Вишня дрогнула, уронила лепестки, затем они посыпались густо, и весенний цвет покрыл своей белизной пролитую за родную землю кровь. Это не забудется. Это не должно повториться…
Фонарь на углу бросает яркий свет на шапку золотых волос, яркие губы и длинные ресницы стандартной голливудской звезды на афишной тумбе. Из-за угла вываливаются два подвыпивших американских солдата; пошатываясь, они подходят к тумбе и, обнявшись, громко горланят:
У моей блондинки
Две родинки на спинке
— Мне хочется, — зло сказал Гельм, глядя на спотыкающихся солдат, — взять чугунный шар, которым я чищу трубы, и проломить им череп этому мерзавцу Лаубе…
Зепп внимательно глянул на Гельма.
— Интересно ты думаешь провести свой свадебный вечер!
Гельм смущенно потупился.
— Ты же знаешь, Зепп, что я этого не сделаю.
— Конечно, — ответил Зепп. — Ты, Фридрих, будешь нужен для других дел… не для уголовной хроники. А сейчас, друзья, примите мое немного запоздавшее, но искреннее поздравление и пожелание долгой, счастливой жизни. Рози будет настоящей женой коммуниста. Сегодня она с честью выдержала первое испытание. Создание новой семьи нужно отметить как полагается. Подождите меня минуту.
На противоположной стороне улицы решетчатый железный фонарь освещал вывеску, изображавшую толстого доминиканского монаха, дремлющего с кубком в руке у огромных винных бочек. Под вывеской темнел старинный вход в подвал. Зепп нырнул в подвал.
— Все это, — сказала Рози, — будто тяжелый сон. У меня и сейчас такое чувство, точно кто-то снова придет и помешает нам.
— Теперь никто, — ответил Гельм. — Ведь с нами Зепп.
Через несколько минут все трое дружно зашагали к дому на Грюнанкергассе. Из карманов пиджака Зеппа торчали горлышки винных бутылок.
Солдаты у афишной тумбы продолжали горланить:
У моей блондинки
Две родинки на спинке.