И вот, прочитав всё это, скажите: о какой службе народу идёт речь? Какой народ призывает на службу генерал-фельдмаршала? Какой народ смещает его с должности? Кто, кроме царя, волен это сделать? Никто. Вот и не нужно этих высоких слов о службе народу. Народ не может сам решить даже такой вопрос, в какой цвет ему покрасить свой дом. Всё должно делать с разрешения властей и цвет дома должен быть утверждён волостным начальником, которому сверху дали указание, в какой цвет должна краситься та или иная улица. В отношении народной самодеятельности поставлены квартальные надзиратели, которые сразу донесут о самоуправстве или бунте отдельных представителей народа.
Поэтому речь идёт о том, каким царям будем служить? Если мы хотим жить в России, мы должны идти на службу той власти, которая там воцарится и делать всё, что будет приказывать эта власть, иначе нас просто уничтожат. А что бы сделали вы, будучи на их месте? Устраивали бы митинги и шествия в поддержку госпожи Засулич, родоначальницы мирового терроризма? Проводили бы дни памяти господ Пестеля, Рылеева, Каховского и иже с ними и делали бы всё для свержения этой власти? Дудки. Эти люди пришли, как они говорят, навсегда, поэтому они не остановятся ни перед чем, чтобы удержаться у власти и упрочить её.
Почему при Иване Грозном народ роптал в тряпочку? Народ видел, что царь казнит начальников-притеснителей. Значит, царь он народный. Казань взял. Астрахань взял. Сибирское царство присоединил. Честь ему и хвала. Большевики тоже читали историю. В ней господин Карамзин писал, что народная память не помнит, что вытворял этот царь, но люди помнят его как твёрдого руководителя, собирателя земель русских и мечтать будут о том, чтобы снова пришёл царь Иван и нашёл управу на казнокрадов, и на коррупцию, с которой никто не может справиться. А Иван Грозный справился бы.
Наша французская жизнь протекала удивительно спокойно. Моя комиссарша чувствовала себя как рыба в воде. У неё были поразительные способности к иностранным языкам. Во всяком случае, к исходу третьего месяца нашего пребывания во Франции она бойко говорила по-французски, имела обширные знакомства в пригороде. Несколько раз мы выезжали в Париж. А один раз она исчезла на сутки. Я места себе не находил.
– Извини, дорогой, – сказала просто Мария, – не успела на последний поезд, пришлось коротать ночь на вокзале, зато первым поездом я поехала тебя успокоить. Да и вообще, чего тебе беспокоиться обо мне? Кто я для тебя? Обуза и больше ничего.
Понятно, что расчёт был на то, что я буду разубеждать её в обратном, и говорить разные комплименты. Хотя, она права. Кто она мне? По сути – никто. Меня к ней тянуло, но мой внутренний голос предупреждал об осторожности. Поэтому я промолчал.