Не всегда здесь кабачок был. Здание досталось в наследство мисс Амелии от отца, и торговали в нем главным образом фуражом, навозом и прочим товаром, вроде провианта и нюхательного табака. Мисс Амелия была богата. Помимо лавки правила винокурней на болотах в трех милях от городка и гнала лучшую выпивку в округе. Женщиной была смуглой, статной, кости и мускулы что у мужчины. Волосы носила коротко и зачесывала со лба, и чувствовался в ее загорелом лице какой-то изможденный напряг. И привлекательной считалась бы, если б тогда уже не косила чуть-чуть глазами. Поклонники имелись, да только мисс Амелии любовь мужская была без надобности, и держалась она особняком. Ничего похожего на ее брак не заключали никогда в их местах странный и опасный то был союз, и продлился всего десять дней, а городок долго потом ломал головы и оправлялся от потрясения. Если ж не считать этого чудного замужества, мисс Амелия проводила свою жизнь в одиночестве. Часто ночи напролет в робе и резиновых сапогах просиживала в своей сараюшке на болоте, где безмолвно поддерживала низкое пламя винокурни.
Чего бы ни могли сделать руки человеческие - все мисс Амелии удавалось. Требуху и колбасы продавала в соседнем городке. Ясными днями осени молола сорго, а сироп из ее чанов был темно-золотым и изысканно ароматным. За лавкой всего за две недели выстроила из кирпичей уборную, да и плотничала умело. Только с людьми мисс Амелии бывало не по себе. Человека ж не возьмешь в руки, если он совсем не доходяга или не припекло его по-настоящему, и не сделаешь из него за ночь что-нибудь достойное и выгодное. А потому польза от людей мисс Амелии была одна - деньжата из них выдаивать. Вот в этом-то она и преуспевала. Закладные на урожай и недвижимость, лесопилка, счет в банке самая зажиточная женщина в округе. Разбогатела бы, как конгрессмен, если б не одна ее слабость - любила мисс Амелия тяжбы да суды. Из-за малейшего пустяка затевала долгую и злую волокиту. Поговаривали, что стоит ей о камешек на дороге споткнуться, как тут же озираться начинает - на кого бы в суд подать. Кабы не тяжбы эти, жизнь ее текла бы размеренно, и каждый следующий день ничем не отличался бы от предыдущего. Если ж не вспоминать десятидневную семейную жизнь, то никаких перемен и не происходило - то есть, до той весны, когда мисс Амелии тридцать лет исполнилось.
Дело шло к полуночи - апрельский вечер стоял мягкий, спокойный. Небо как синий болотный ирис, луна - яркая и ясная. Виды на урожай в ту весну были хорошие, и последние недели фабрика работала в ночную смену. Приземистое кирпичное здание у речки все желтело огнями, в воздухе разносился слабый низкий гул ткацких станков. В такую ночь хорошо слушать издалека, из-за темных полей медленную песню негра, что идет на свиданье к любимой. Или же сидеть тихонько, струны гитарные перебирать, или просто отдыхать одному и ни о чем не думать. Улица в тот вечер была пустынна, но лавка мисс Амелии ярко светилась, а на веранде сидело пять человек. Одним был Кочерыжка Макфэйл, краснолицый десятник с тонкими руками багрового оттенка. На верхней ступеньке устроились два паренька в робах - близнецы Рэйни, долговязые, туповатые, у обоих волосы выгорели добела, а глаза сонные и зеленые. Последним был Генри Мэйси, личность робкая и забитая, манерами вежливый, а характера - дерганного. Он притулился на самом краю нижней ступеньки. Сама мисс Амелия стояла в дверях, прислонившись к косяку и скрестив ноги в болотных бахилах, и терпеливо развязывала узлы на попавшейся в руки веревке. Между собой они не разговаривали уже довольно долго.