— Не бойся! — подбадривает меня Бабака, а сама прячется за старым комодом. — Я тебя тут подожду.
Моё сердце прыгает в горле, руки коченеют, и деревенеют ноги. Усилием воли я вышвыриваю себя вперёд и оказываюсь у ящиков. Мертвенно-бледное лицо, лысый череп, пустые глазницы, рот с застывшей улыбкой…
— Всё в порядке! — кричу я Бабаке. — Это портниха Шифоньерова из сорок пятой квартиры выбросила ненужного манекена.
Идём дальше.
Иногда натыкаемся на корабельные снасти, иногда просто на вкопанные кем-то столбики.
— До Парижа 5483 км, — читает Бабака на указателе, подсвечивая папиным фонариком. — До Рейкьявика и того больше!
— Споём? — предлагаю я. — Хорошая путевая песня в дальней дороге — подспорье!
— «Я вышла на Пикадилли, — начинает Бабка, — набросив на плечи ша-аль!»
— «Зачем вы меня любили, — подключаюсь я, — зачем вам меня не жа-аль!»
— «Вы гладили ворот шубы и, глядя в мои глаза…» Нельзя! Ни в коем случае дальше идти нельзя! — говорит Бабака и расстилает на заиндевелом земляном полу «Алтайскую правду». — Садись.
Я устраиваюсь рядом. Мы достаём бутерброды и термос, Бабака укутывает меня пледом, вынимает из рук противогаз и говорит:
— Рассказывай: как ты стал трусом?
— Это длинная история.
Бабака откусывает от бутерброда.
— В детстве, — вздыхаю я, — я был беспечным ребёнком. И всё бы ничего, но однажды случилось страшное.
Бабака наливает чай в крышечку от термоса.
— Я говорю: случилось страшное…
— Ты влюбился?
— Ещё чего! — Я краснею. — Страшнее. Однажды ночью, когда я спал, я увидел в окне силуэт. Гигантский силуэт с тремя руками и какими-то отростками на голове.
— Это был дядя Сёма с метлой и в ушанке?
— Нет. Это был призрак!
— Чего?
— Не чего, а кого! Марсианина!
— Это был призрак марсианина?!
— Это был призрак марсианина.
— Гм, гм, — шевелит губами Бабака. — Именно после этого ты стал бояться темноты?
— После этого.
— И сейчас боишься?
— И сейчас.
Бабака включает фонарик:
— А так?
— Всё равно боюсь, — говорю я и в подтверждение клацаю зубами.
— Тяжёлый случай, — вздыхает Бабака. — Тебе нужно лечиться. Желательно под надзором врачей.
— А если пустить всё на самотёк?
— Усугубится. Хотя… Есть один дедушкин метод.
— Натереться чесноком и в парную с вениками?
— Не поможет! Надо клин клином вышибать, то есть страх страхом. Вот тебе же сейчас страшно?
— Очень!
— Вот! А надо, чтоб стало ещё страшнее.
Мы помолчали.
— Ху! — заорёт вдруг Бабака. — Ху-ру-ху-ху!
Я аж подпрыгнул!
— Ну как? — спрашивает. — А, молчи! Сама вижу, что никак! Окоченелый ты какой-то, ничем тебя не проймёшь.
А я и вправду окоченел, вернее, остолбенел. Потому что издалека… Потому что издалека к нам приближался… Потому что издалека к нам приближался на трёх ногах… Потому что издалека к нам приближался на трёх ногах призрак марсианина!