– Зарядить!
– Шнур! Выстрел! – по привычке кричит сержант.
Расчетливыми движениями рук восстанавливаю наводку орудия при прежних установках, отмечаюсь по воронке разрыва, снова беру в перекрестье панорамы обнажившуюся черную пасть. Немного превышаю точку прицеливания и снаряд за снарядом луплю по огневой точке.
– Цель! – радостно сообщает Масленников.
Сам вижу, как лезут дыбом бревна наката, в дыму, в пыли корчится вражеское укрепление.
– Смотри, драпают фрицы. Спали, сволочи.
Три снаряда завершают дело. Тут: «Та-та-та-та», длинная пулеметная очередь замельтешила невдалеке от разбитого дзота. Это не страшно, пули лишь: «Дзи-инь, дзи-нь» по броневому листу орудия, или цокают при ударе о бруствер, чивикают, пролетая выше. Не вожжайся, не задирай нос, в землю прячься!
– По пулемету, осколочным! – Выстрел, выстрел.
– Трах! – Один за другим вздымают землю рядом с моей огневой позицией немецкие 75-мм снаряды, к их хору присоединяются крякающие разрывы мин, одним выдохом они рванули землю и воздух впереди позиции. С одной стороны беда, но мы уже попали в дымовую завесу, это хорошо.
– К орудию, в укрытие!
Пушку выдернули из окопа, покатилась, затипилялась сошником и стволом из стороны в сторону, уносим ноги подальше в лес, в укрытие. Противник сначала лупит по огневой позиции, однако немец не дурак, переносит огонь, бьет по путям возможного отхода. Это опасно! Отдал приказ Зеленкову бежать за лошадьми, уже мчатся галопом, ездовые быстро сообразили, что к чему, мигом развернулись. Коренники всем корпусом подались вперед, увлекая за собой передних, осталось только поднять лафет, и дали стрекача от горячего места. Снаряды то дальше, то ближе, немец огня не жалеет, рядом рванул 75-миллиметровый, за ним другой, третий.
– Жми быстрее, – кричит на ездовых Масленников.
Наконец мы в укрытии, теперь хоть убей, ничего не страшно, приказ выполнен. Ребятушки-молодцы прихорашиваются, ездовые проверяют амуницию на лошадях. Я своим ветеринарно-зоотехническим взглядом сразу заметил, что левый коренник шею скривил, правую заднюю ногу отставил, сгорбился. К нему бросился Владилен, смотрим, из-под гривы течет кровь, по ноге поползла извилистой змейкой кровавая дорожка.
– Милый мой, когда тебя? – обращаюсь, как будто предо мной стонущий человек.
Ветерок пригнул голову, скосил огромный, бездонно-глубокий умный глаз, теряя слезу, вот-вот скажет: «Помоги!» Ничего не поделаешь, жди вечера. Отправил боевое донесение, посыльный вскорости возвратился с приказом быть в укрытии, ночью занять ОП. Комбат передал благодарность, сказал, что стрельба была красивая, меня охватило чувство гордости, достоинства, не преувеличиваю, так и было. Выезд расчетов на открытую огневую позицию и стрельба прямой наводкой на батарее всегда событие, бойцы долго обсуждали нашу стрельбу.