Он почувствовал, как что-то коснулось его. Это прикосновение, более нежное, чем ласка матери, произвело на него впечатление уничтожающего удара. Омар уже подполз близко к нему и, стоя на коленях, держал над ним в одной руке кинжал, в то время как другой тихо трогал его грудь. Слепое лицо, все еще обращенное к пылающему костру, было спокойно и неподвижно, точно оно окаменело. С большим усилием Виллемс оторвал свои глаза от этого призрака, похожего на смерть, и устремил их на Аиссу. Она сидела неподвижно, как будто составляла сама часть спящей земли. Затем он вдруг увидел, как ее большие черные глаза широко раскрылись, и он ощутил, как ее руки судорожно прижали его руки к туловищу. Долго и тяжело, как траурный день, длилась одна секунда, полная горькой печали об утраченной вере в нее.
Она держала его! Она тоже! Он почувствовал, как ее сердце сильно забилось, голова его соскользнула с ее колен. Стремительным движением она отбросила его в сторону, и он тяжело ударился головой о землю. Он лежал точно оглушенный лицом кверху и не смел пошевельнуться. Он не видел борьбы, но слышал пронзительный крик безумного страха, ее тихие гневные слова; затем опять крик, перешедший в стон. Поднявшись, он увидел Аиссу, склонившуюся над отцом, скорченное тело Омара, его руку, закинутую над ее головой, и быстрое движение, которым она схватила его за кисть. Невольно Виллемс сделал шаг вперед, но она, гневно взглянув на него, крикнула через плечо:
— Останься там! Не подходи!
Он сразу остановился с неподвижно повисшими руками, как будто эти слова превратили его в камень. Она боялась насилия с его стороны, а им овладела смутная страшная мысль, что она предпочитает убить отца сама.
Борьба, происходящая перед ним, вспыхнула с неестественной свирепостью, как нечто чудовищное и извращенное, делая его своим невольным соучастником во мраке этой ужасной ночи. Он чувствовал и ужас и благодарность: его притягивало к ней, и вместе с тем ему хотелось от нее бежать. Сначала он не мог двигаться, а потом он и сам не хотел. Он хотел узнать, что будет. Он видел, как с громадным усилием она переносила в хижину безжизненное тело, а когда они исчезли, он остался стоять, и перед его глазами виднелся яркий образ этой качающейся за ее плечами старческой головы с повисшей нижней челюстью.
Через некоторое время он услышал ее голос, резкий и взволнованный; в ответ раздавались стоны и отрывистые звуки. Она говорила громче. Он слышал, как она сказала запальчиво:
— Нет, нет, никогда!
И опять послышался жалобный шепот, как будто кто-то просил о великой милости. Затем она сказала: