Я взял в руки синий пластиковый пульверизатор, из которого жена брызгала на белье перед утюжкой.
– При контакте соляной кислоты с влажным воздухом образуется кислотный туман, который вызывает гиперемию кожи.
Я с улыбкой несколько раз нажал на пластиковый рычажок, выпустив под потолок быстрое мокрое облачко. Николь начала мелко дрожать. Банка на ее животе закачалась, жидкость забултыхалась, облизывая стенки в опасной близости от широкого горла.
– Замри, Азотова! – приказал я. – Мне нужно уйти. Не хочешь увидеть горячий клюквенный кисель из своих кишок – не двигайся.
С легким сердцем я тихо затворил за собой дверь спальни.
В школе, естественно, никто не обратил внимания на отсутствие одной из учениц. Двоечница-прогульщица – что в этом удивительного? Не ходит к бабке в больницу? Что с них взять, с отморозков, детишек современных? Да и бабка почти в себя не приходит, не сегодня завтра поди помрет…
* * *
Я играл с моей куколкой уже четыре дня. Я заводил ее снова и снова, как музыкальную шкатулку, не в силах бороться с необъяснимым влечением. Она утоляла мою жажду, но ненадолго. Пока я был дома, я не мог успокоиться, а на уроках думал, как в это время неподвижно плавает моя бледная, слабеющая рыбка в своем полиэтиленовом аквариуме.
Я летел домой, как на крыльях. Торопливо отпирая дверь, я вдруг почувствовал неладное. Так и есть – распростертая на полу, изогнувшись немыслимым образом, чтобы не опрокинуть банку, моя Николь дотянулась одной рукой до пола и скребла по нему отросшими ногтями. Немигающие стеклянные глаза уставились в потолок, из носа текло поверх куска скотча, залепляющего рот, до самого подбородка. Несколько слоев полиэтилена уже превратились в рваные белесые лохмотья. Она словно не замечала моего присутствия и продолжала свое бессмысленное, безумное занятие.
Я разозлился. Я рассвирепел. Непослушная девчонка, дрянная кукла!
Я вбежал в кухню и выхватил из ящика нож. Это был отменный нож. Я привез его когда-то из Японии. По лезвию вилась надпись черной латиницей: All stainless steel molybdenum vanadium. VERDUN. А потом – иероглиф «дзен».
Я вернулся в комнату к Николь и сжал ее запястье так, что затрещали косточки.
Чтобы не царапала полиэтилен своими ногтями! Чтобы, сука, не царапала… своими ногтями! Не царапала! Не царапала! Ногтями… своими… Не смела… сука… царапать!
Ее вой сквозь сомкнутые челюсти был прерывистым, утробным и перешел в лающее неистовство, когда она в беспамятстве начала брыкаться, и содержимое банки выплеснулось на живот и грудь. Прозрачные ручейки зазмеились по напряженным потным бокам и собрались в длинные лужицы вокруг корчащегося тела. Несколько капель попали мне на лицо.