Надрывая пакеты, Григорьев вываливал содержимое на дно ямки. Краем глаза заметил, что Небесный стоит рядом и наблюдает. Бутылка с черникой торчала горлышком вверх из кармана потертых брюк.
Червоточины плюхались во влажную землю, рассыпая в стороны искорки. Григорьеву казалось, что черные точки на вырезанных органах вытягиваются в линии, извиваются, пытаются убраться отсюда подальше.
Он подумал, что уже давно привык к процессу чистки, что ритуальное убийство стало делом привычным и даже в некоторой степени любимым. После очищения приходила сладкая усталость, граничащая с наслаждением. Так изнывают мышцы после хорошей тренировки. А когда Небесный забирал червоточины себе, приходила другая усталость – от выполненной работы, радостная. Теперь, хха, можно было расслабиться и просто немного пожить.
– Неплохой улов, – произнес Небесный с легкой нетерпеливой хрипотцой. – Я, это самое, физически ощущаю, как в мире наступает гармония.
Григорьев отбросил сумку в мох и поспешил отойти. А Небесный человек уже огибал его, падал на колени перед ямой, опускал внутрь длинные руки, зачерпывал червоточины и ел.
Это было не самое приятное зрелище. Но Григорьев смотрел. Он тоже ощущал гармонию.
Небесный чавкал, похрипывал и повизгивал от удовольствия. Григорьев видел, как вместе с бурой жижицей капают на землю разноцветные искорки. Небесный подхватывал их и забрасывал в рот, словно редкий, изысканный деликатес. Сколько же времени он не ел? Сколько же питательных, сладких червоточин накопилось в мире с момента их последней встречи?
– Нравится? – внезапно спросил Григорьев. Не удержался.
Небесный повернулся. С его губ по подбородку и щекам сочилась вязкая жидкость. Глаза блестели.
– Стало быть, молодец! – сказал он мягко. – Не знаю, что бы этот мир без тебя делал.
Когда Григорьев вернулся к машине, Вовка уже не спал. Он сидел на багажнике и стругал ветку.
Небо было чистое и глубокое, темно-синего цвета. Ни единой кляксы.
– Как все прошло? – спросил Вовка.
Вж-ж-жик. Кольцо стружки плавно полетело вниз.
– Видишь же, отлично. – Григорьев закурил. Третью сигарету за последний час. – Остановили на время этот наш апокалипсис. Не знаю. Паузы между кляксами все меньше. Мир как будто сошел с ума. Одно зло, одно зло.
– Небесный все еще ходит в кепке с козырьком?
– Ага. Только козырек сломался.
– Съел все и растворился?
– Как обычно.
Вовка помолчал, деловито повертел ветку в руках, разглядывая блестящий заостренный кончик. Потом спросил:
– Пап, а кто он такой?
– Небесный?
– Ага.
– Он, ну знаешь, – Григорьев кашлянул, – то самое существо, некая сила, которая отвечает за равновесие в мире.