Поразительное дело: все, во что он так свято верил, оказалось неправдой, но Джимми ощущал странную легкость. Ему не терпелось обо всем рассказать Долл: нет надобности продолжать их затею, Вивьен ни в чем не виновна.
– Кроме того, что плохо обошлась со мной, – сказала Долли, выслушав его рассказ. – Но, как я поняла, вы теперь такие добрые друзья, что это ничего не значит.
– Прекрати, Долл. Все совсем не так. – Джимми нагнулся над столом и накрыл ладонями ее руки. Он старался говорить спокойным веселым голосом, словно подразумевая: «Это был неудачный розыгрыш, пора с ним кончать». – Я помню, как плохо она поступила, и мне в ней это очень неприятно. Однако твой план… он просто не сработает. Ее совесть чиста – она прочтет письмо и посмеется. Может быть, даже покажет мужу, чтобы посмеяться вместе.
– Ничего подобного. – Долли высвободила руки и сложила их на груди. Она не хотела признавать поражение – то ли из упрямства, то ли потому, что ей некуда было отступать. – Ни одна женщина не захочет, чтобы муж хоть на миг заподозрил бы ее в неверности. Она заплатит.
Джимми достал сигарету и закурил, глядя на Долли сквозь пламя спички. В прежние дни он мог бы поддаться – в те дни, когда из-за слепой любви не замечал ее недостатков. Однако теперь все было иначе. В тот вечер, когда Долл ответила ему отказом и вышла из ресторана, его сердце разбилось. Со временем боль утихла, остался лишь тоненький шрам – как на вазе, которую мама швырнула об пол после чая в «Либерти». Отец склеил осколки, и ваза стала почти как прежняя – только при некотором освещении становились видны трещины. Джимми по-прежнему любил Долли – для него верность была так же естественна, как дыхание, – но сейчас, глядя через стол, подумал, что в эту минуту она ему не нравится.
Вивьен вернулась. Через неделю Джимми вошел в мансарду и увидел ее в окружении галдящих детей. И тут произошло нечто совершенно неожиданное: он обрадовался. Даже не просто обрадовался: мир вдруг стал чуточку светлее.
Застыв на пороге, он сказал:
– Вивьен Дженкинс.
Она подняла голову, глянула ему в глаза и улыбнулась.
Вот тут-то Джимми понял, что дело плохо.
Библиотека Нью-колледжа, Оксфорд, 2011 год
Все пятьдесят семь минут – каждая из них тянулась нескончаемо – Лорел расхаживала по саду Нью-колледжа. Когда двери наконец отперли, она чуть не поставила рекорд скорости, протискиваясь среди других входящих, словно покупатель в день послерождественской распродажи. Бен, войдя в читальный зал архива и обнаружив ее уже за столом, пошутил: «Я, случаем, не запер вас здесь по ошибке?»