– Их величеств пригласили к ужину, – пояснил Бакунин, – это обязательный ритуал. Потом будет прогулка по саду, ну… и так далее. Молодец Варюха, пробилась на первые роли. Это послужит на пользу ее дальнейшей карьере.
Фамильярное «Варюха» покоробило слух… Да кто ты такой, чтобы так отзываться о ее сестре? Но у Глафиры хватило ума не выпускать наружу свое раздражение.
– Какая же ее ждет карьера? – спросила она рассеянно, не выказывая заинтересованности.
– Если повезет, то фрейлины при дворе государыни. Но думаю, ее готовят для молодого двора, недаром ей поручили читать эти стихи.
Уже когда ехали верхами, Глафира отважилась коснуться очень интересующей ее темы.
– Ваша, как вы изволили выразиться, Варюха, сирота. Неужели у нее нет никаких родственников?
– Но почему же, есть… скажем, троюродный дядя, действительный статский советник, живет на Литейном в собственном дому – мот, картежник и пьяница. Карьеру сделал на том, что женился на дочери Елагина. Теперь дядя спит и видит, как бы отобрать у родственницы ее деньги.
– Это ужасно!
– Можно подумать, что у вас в Пруссии лучше. Это только внешне человек сделан по подобию Божию, а в душе скот. Была у Вареньки сводная сестра, но она погибла, утонула.
– Час от часу не легче, – буркнула Глафира. – Как же это случилось?
– Обычная вещь. Самоубийство. Я думаю, несчастная любовь. И хорошо, что ее нет. По слухам, бедную девицу совершенно ограбил ее опеку, и, достигни она совершеннолетия, ей бы нечего было получать. От завещанных отцом денег ничего не осталось.
– Быть не может!
– Еще как может. Простите, – вдруг сказал Бакунин, обрывая себя на полуслове и придержав коня.
На другой стороне улицы два гвардейских офицера, тоже верхами, делали ему знаки, стараясь обратить на себя внимание.
– Прошу прощения, господин Шлос, но я должен вас оставить, – быстро сказал Бакунин. – У меня назначена встреча с этими господами, да я совсем запамятовал. Мы увидимся завтра? Нет, завтра не получиться. Дела, знаете. Но послезавтра у Лопухиных маскарад. Я буду венецианский купец. До встречи.
Глафиру поражала эта особенность Бакунина – уменье моментально менять настроение, с легкостью переходя от насмешливого тона к сочувствующему, от циничных замечаний к серьезным и возвышенным. «Не иначе, масонская выучка», – думала она. Когда Бакунин подъехал к офицерам, выражение лица его было серьезным, никакого зубоскальства, хлопанья по плечам – все чинно, строго, более того, торжественно, словно на панихиде по царственной особе. Дождавшись приятеля, офицеры направили лошадей в сторону площади.