Глафира стояла возле закрытой калитки, изредка прикладывая ухо к щербатым доскам, пыталась расслышать шум шагов. Нет… тихо.
Сегодня наконец должна была состояться встреча с сестрой. Феврония устроила то, что обещала. Она вела себя с Глафирой, можно сказать, идеально, иногда даже угодливо, и не только исполняла любую просьбу девушки, но допытывалась настойчиво, какие еще у нее есть желания. Но Феврония не волшебница. Она не могла ускорить приезд князя К. из Англии, не под силу ей было и унять Глафирины страхи, связанные с масонами. Сосед Озеров пристал как банный лист, все время пытался вести задушевные таинственные разговоры, а в понедельник позвал на масонскую трапезу, присутствие на которой считалось чуть ли не обязательным. Глафира отговорилась крайней занятостью, мол, именно на это время у нее назначена важная деловая встреча. Выдумала, конечно, какие у нее могли быть встречи и с кем, но на всякий случай в урочный час съехала со двора. Доброму тоже нельзя застаиваться в конюшне.
Не могла Феврония также научить Глафиру, как жить дальше. Нельзя сказать, чтобы деньги так и таяли, Глафира была экономна, но всему в жизни приходит конец. Еще месяц-два, ну, три – с натяжкой, и Альбертов кошелек будет пуст. О том, чтобы сменить мужской костюм на женский, Глафира и не помышляла. Она не знала, как жить в Петербурге одинокой девушке. А пока с опаской обходила караульные будки, а также, полицейский сержантов и поручиков.
Записки в Смольный Феврония передавала исправно, так же четко получала ответ. Встреча с сестрой в Летнем саду произвела на Глафиру сильнейшее впечатление. Воображение поразила не только Варвара, взрослая, пригожая девица, но весь выводок белых дев. Словно невесты Христовы они чинно шли по аллеям парка, но при этом на лицах их не было и намека на монастырскую мрачность, веселы и приветливы. Глафира горько пожалела, что и ее не отдали в Смольное Общество. Говорили, де, возрастом не подошла, набирали совсем юных девочек, но, скорее всего, бутурлинская родня пожелала разлучить сестер, да так разлучить, чтобы они и не встретились. Вареньке уготовили стать фрейлиной при дворе, а для Глафиры сочинили судьбу скромной помещицы, которая и до столицы-то никогда не доберется.
Обязательным условием ночной встречи Феврония назначила для Глафиры женскую одежду. XVIII век был истинно сексуальной революцией, блуду предавались безудержно на всех социальных уровнях, но при этом настойчиво и многослойно твердили о добродетели и незапятнанной девичьей чести. В отличие от сексуальной революции ХХ века, двести лет назад понимали, чем увесистее табу и вето, наложенное на запретный плод, тем больше в нем витаминов и сладости.