— Я политический лидер, но в чрезвычайных ситуациях большинство наших людей последуют твоим приказам, а не моим.
— Не правда, — возразила я.
— Во время битвы, последуют.
— О’кей, что касается насилия, то да, пожалуй, я в этом не так уж неплоха. Ты же намного лучше разбираешься в политике и всяких вечеринках.
— У тебя тоже случались успехи на политической сцене.
— И лишь немногие из Арлекина лучше, чем ты, с рапирой.
Вообще-то, я была даже немного поражена тем, насколько он оказался хорош со своим выбранным им оружием. Как оказалось, он был известным дуэлянтом в свое время, пока был человеком и молодым вампиром. Только работа с клинком, как он тогда объяснил, и позволила ему выжить; Мастера день за днем бросали ему вызовы, и он выбирал свое оружие, и убивал их. Я вообще не знала об этом, пока он не начал заниматься в новом спортзале, где мы с охранниками смогли это видеть.
— Ты льстишь моему эго, ma petite?
— Я серьезно.
Он засмеялся, и на этот раз это был просто смех.
— Мне это ни к чему. Я — король, а ты — моя королева и генерал по совместительству. Тот, кто стоит на передовой и так будет всегда. Ты знаешь сильные и слабые стороны наших охранников лучше меня, потому что вы тренируетесь и работаете вместе. Ты заставляешь меня чувствовать себя из-за этого довольно неловко, а некоторых старших вампиров это вынуждает больше времени посвящать тренировкам.
— Большинство вампиров не могут увеличить мышечную массу: тело с момента смерти остается неизменным.
— Но я могу, и мои вампиры тоже.
— Один из вампиров-мятежников сказал: это потому, что ты отобрал силу у них.
— Это помогает мне стать сильнее, oui, но я считаю, что это скорее из-за того, что моя связь с нашими оборотнями более интимная. Я принимаю их теплую силу более на равных, нежели как хозяин от раба, в отличие от большинства старых Мастеров.
— Верно, все они рассматривали оборотней, как домашних животных и собственность.
— Это — один из спорных моментов при общении с некоторыми из старших вампиров.
— Да, они могут просто не смириться с этим; верживотние стекаются к нам из-за более равных позиционных прав.
— Невозможно сделать всех счастливыми, так что, в конце концов, мы делаем счастливыми себя и все возможное для других. Я не хочу рабов в своем королевстве.
— Согласна, — сказала я.
— Я должен повесить трубку, чтобы подготовить для вас самолет, — сказал он.
— Да, конечно.
— Ты медлишь. Почему?
На минуту мне пришлось задуматься, а затем я дала ему честный ответ, который прежде даже под страхом смерти не произнесла бы вслух:
— Не знаю, будет ли у меня возможность снова поговорить с тобой, и я буду по тебе скучать.