Мы повернули наши стулья так, что оба сидели спиной к стене, а наши ноги слегка соприкасались. Мика продолжал держать меня за руку, а лбом уткнулся мне в плечо. Конечно, это было бы более романтично, если бы не мой бронежилет, но я находилась при исполнении, к тому же, когда в последний раз я была в больнице, жилет мне пригодился.
Я гладила его заплетенные в косу волосы — французскую косу, которую, как я знала, заплел Натаниэль перед тем, как покинул гостиницу. Ни я, ни Мика не умели заплетать чертову французскую косу, и оставляли волосы распущенными. Не так приятно гладить его по заплетенным волосам, но я понимала, что так волосы не будут скрывать его лицо и с ней куда меньше мороки, чем с любой другой прической.
Мика поднял голову и внезапно я заглянула в его потрясающие глаза, которые сейчас были всего лишь в нескольких сантиметрах от моего лица. Они были зелеными и золотистыми, но не это делало их такими примечательными. Зеленый ободок опоясывал зрачки, а желтое — внешние края радужки. Насыщенность цвета зависела от того, ссужен или расширен зрачок, и в тусклом свете зеленый почти казался серым, но прямо сейчас зеленый цвет его глаз напоминал бледность молодой весенней листвы, а желтый — осенние листья, как будто в глазах Мики одновременно было и возрождение и увядание природы. Цвет особенно поражал на фоне его очень смуглой кожи; когда кожу Мики покрывал летний загар, его глаза смотрелись еще более восхитительными. Он был таким же смуглым, как Ричард Зееман, наш Ульфрик, король волков, но в его семье не было коренных американцев. Я спрашивала у Мики, есть ли в его роду коренные американцы или испанцы, как у меня, но он просто ответил «нет». Интересно, что это никогда не приходило ему в голову и не объясняло его смешанного наследия. Либо он сам об этом не думал, либо не считал, что для кого-то из нас это важно.
— Я не знаю как с этим справиться, Анита, — наконец произнес он.
— С чем?
— Спустя столько лет вновь обрести отца и тут же его потерять.
В этом был весь Мика: прямолинейный, говорящий все как есть, и прямо в точку. И тут я осознала, что это совсем не он. Больше трех лет, что мы вместе, он скрывал от меня кое-что важное.
— Что случилось? Я только что увидел на твоем лице тень какой-то мысли.
— Да многое случилось с тех пор, как мы тут приземлились, а ты спрашиваешь, что не так, — ответила я и сделала все возможное, чтобы выдавить из себя улыбку.
Мика улыбнулся в ответ.
— И, по твоему, я только что вообразил, что ты о чем-то подумала?
Я вздохнула. И осознала, что не собираюсь ругаться с ним из-за драк за доминирование до тех пор, пока мы не вернемся домой. Мне не хотелось причинять ему боль, когда он и так подавлен, и пока не утихнет боль, которую я увидела в его глазах, когда он вышел из палаты отца. Но я слишком долго ждала. Я могла врать, но Мике я лгала редко. На самом деле, то, что он так долго скрывал от меня такой важный момент наводило на мысль, а не скрывал ли он от меня что-то еще. Мне не нравилось об этом думать, и я просто ненавидела предстоящую тему разговора, тем более сейчас, когда Мика и так никакой.