Могущество Англии в Индии достигло в 1780 году такого величия, о каком она ранее и не мечтала. Походы, предпринятые губернатором Уорреном Гастингсом против магаратских князей, не всегда оканчивались победой. Магараты все еще сохраняли свою независимость, но довлеющее могущество Англии, знамена которой развевались там, где их прежде никогда не видели, постоянно чувствовалось. К тому же взаимные распри магаратских князей, которыми всегда ловко пользовалось английское правительство, поневоле делали магаратов вассалами Англии. Набоб Аудэ, Суджа-Даула, всегда сохранявший известную независимость, несмотря на занятие его столицы английскими войсками, умер. Сменивший его на месте набоба наследник, сын Асаф-ул-Даула, не пытался вмешиваться в управление своим государством, доверяясь указаниям из Калькутты полковника Мартена. Сидя в своем гареме, Асаф-ул-Даула вел изнеженную, расслабляющую жизнь азиатского деспота.
В самой Калькутте неограниченно царствовал как азиатский деспот Уоррен Гастингс. В совете никто не смел ему противоречить. Генерал Клэверинг и Момзон умерли от тропической лихорадки, тщетно пробуя бороться с губернатором. Филипп Францис, в своей ненависти к Гастингсу дошедший даже до дуэли, давно вернулся в Европу. Директора компании убедились, что они не найдут более умелого и энергичного правителя для Индии, и министерство, прежде враждебно относившееся к Гастингсу, признало во время войны с Францией высокие заслуги губернатора. Однако железная воля этого гордого, честолюбивого и властолюбивого человека не всем нравилась, встречая сопротивление. Ему часто завидовали; хотя и признавали деловые качества Гастингса, далеко превосходившего всех знанием местных условий, решительностью, политической дальновидностью и дипломатической ловкостью.
Удивительно скромный в привычках и потребностях, Гастингс для достижения великих целей мало щадил как себя, так и других. Зато дворец его поражал своим сказочным богатством. Даже король Англии, имея дворцы в Лондоне, Виндзоре и Гамптон-Курте показался бы скромным помещиком в сравнении с ним. Гастингс требовал, чтобы его жена, леди Марианна, превосходила своей роскошью все, что могли доставить Европа и Азия, и она исполняла желание мужа с таким умением, что иностранцы, впервые посещавшие двор губернатора в Калькутте, не знали, чем больше восхищаться — личным обаянием жены губернатора или великолепием ее бриллиантов и туалетов.