Ни вздоха, ни скрипа не раздавалось в зале во время выступления Шварца. Лишь вполголоса бубнили переводчики.
– Вернемся к счетной машине Бэббиджа… Возможно ли с ее помощью создать искусственный разум? Да, отвечу я. Что мы получим в итоге? Подобие человека, способного действовать в нашем мире, принимать решения, обдумывать поступки. Без эмоций, без страстей и страхов, сожалений, психических расстройств, обид, злости, любви, авторитетов, лести, выгоды, обмана, легкомыслия, задней мысли, нерешительности… Холодный разум без человеческих недостатков, ограниченный лишь заданными параметрами, а по сути – не знающий границ в совершенствовании. И тут возникает вопрос… Существует ли такая машина? Улучшенный вариант разностной машины Бэббиджа?
Яков сделал паузу, оглядел зал.
– Есть. Я создал ее. Она в тысячи раз превосходит свою прародительницу из прошлого века. Основана она на несколько других принципах и технологии, но по сути она – венец той идеи. При доработке возможно увеличить ее мощность еще в тысячи раз. И тогда… тогда, господа, мы совершим самое великое открытие, к которому стремится человечество с тех самых пор, как был проведен первый опыт, как зародилась наука – мы сможем создать искусственный разум.
Клюев едва слышно вдохнул. Пальцы его, вцепившиеся в стол, побелели. Его посетило странное чувство – он вдруг вспомнил механизм, игрушку, сделанную для него отцом, давным-давно. Маленький металлический шарик катился по желобку, сваливался в специальные отверстия, двигал уравновешенные детали, стремясь по спирали к следующему желобку – падал и снова катился… И, хотя можно было протянуть руку и снять шарик, прервать его путешествие, Карл так и не решался – его завораживало это целенаправленное, просчитанное движение. Завораживала неизбежность движения шарика, который всегда достигал конечной точки. Нечто подобное он ощущал сейчас.
«Яков, Яков, что ты делаешь?», – хотел выкрикнуть Карл Поликарпович, но не смог.
Шварц медленно стер свои каракули с доски и повернулся к зрителям. Внезапно, словно гром в сухую погоду, на зал обрушился оглушительный шум аплодисментов. Яков поклонился, пряча на губах улыбку.
Зажегся верхний свет, не особо яркий, но после полной темноты на несколько мгновений ослепивший Карла Поликарповича. Он прикрыл глаза и постарался угомонить расшалившееся сердце. «Отчего я так волнуюсь?», – подумал он удивленно. Открыв глаза, он увидел, что присутствующие начали расходиться. Желая поскорее переговорить с Яковом, он приподнялся, но Жак, ухватив его за рукав, весьма грубо потянул назад, на скамью.