— А — а-а — а!!! — кричали дикари, кидая в повольников дротики, и мне показалось, что нам их не остановить. Враги выбрали очень удачный момент для нападения, предутренний час, когда люди спят особенно крепко, а повольники сонные.
— Ничего, посмотрим, кто кого, — подбодрил я сам себя и вытащил гранату.
Чеку долой. Замах! Граната улетела в сторону врагов, и я опять присел под повозку.
Взрыв! Он немного притормозил дикарей, но не остановил, и я открыл огонь. Бил короткими очередями и пару человек уронил. Вот только дикарей было слишком много. Они уже ворвались в лагерь, и началась рукопашная схватка, в которой против одного повольника пятеро врагов. Паршивый расклад и я рванул к тенту, под которым ночевал.
На ходу сменил рожок. Перескочил через убитого дикаря, а потом через повольника, в котором с опозданием узнал Ельникова.
«Отбегался Иван Иваныч и теперь уже не узнать, он меня сдал или это был Карпыч, — промелькнула мысль. — Покойся с миром, земляк».
Кругом шум и неразбериха. Кричали повольники и дикари. Стрельба. Ржали лошади и рвались гранаты. Романтика не слышно, видимо, лидер отряда погиб одним из первых, а командиры групп не знали, что делать. Один орет — держаться. Другой — отступаем. Короче, хаос.
На моем пути оказался дикарь в шкурах. Морда раскрашенная, для страха, в отсветах костра волнистый рисунок виден четко, а в руках топор.
— Ха! — замахнувшись, он попытался достать меня в голову, и я выставил ствол автомата.
От сильнейшего удара АКМ вырвался из рук и улетел в темноту, а лезвие топора едва не срезало мне пальцы. Искать АКМ бесполезно, и я выхватил пистолет, снял его с предохранителя и выстрелил от пояса, словно ковбой из вестерна. Расстояние небольшое и пуля вошла дикарю в живот.
— Обернись! — закричал Ефим, который вечером рассказывал истории из своего боевого прошлого.
Интуитивно я сделал шаг в сторону, обернулся и увидел еще одного дикаря. С длинным кинжалом он мчался на меня, но не добежал. Я свалил его двумя пулями, одна вошла в грудь, а вторая в голову.
Он упал, словно подкошенный и рядом с ним рухнул Ефим, которого достали самой обычной дубиной по голове.
— Падлы! — из горла вырвался крик и, стреляя, я подскочил к повольнику.
Ефим был мертв, палица размозжила ему череп. Рядом с ним валялся АКМС, знатный ствол, и я его подхватил, а затем бросился под тент.
Рюкзак был на месте и, накинув лямки на плечи, я встал на колено. Повольников добивали. Несколько человек во главе с Рокки заняли круговую оборону возле одной повозки. Еще пара — тройка бойцов возле костра. Но больше я никого из наших не заметил. Кругом дикари и слышна перестрелка в кустарнике. Кто‑то вырвался и пошел на прорыв, значит и мне надо уходить, потому что погибать в этой глуши желания не было.