— Карина… Тебе придется вернуться.
— В смысле?
— В смысле то, что случилось — только начало.
— И ты позволишь ему опять втянуть меня в это? — спросила я резко. — Ты сам его ненавидишь!
— Я никогда не ненавидел его. Если бы я его ненавидел, то уже давно бы послал это все к черту, — вздохнул Дима. — Я просто в бешенстве от того, как он поступил с тобой, но… он признал свою ошибку. Ты и сама знаешь. Иногда ради безопасности стоит забыть о гордости, дорогуша! Пока Константин тебя не искал, все было иначе. Можно было постоять в позе. Но мне не защитить тебя. Я просто не в той лиге. Тягаться с Граданскими я не могу! — вздохнул Дима. — Больше я тебе не помощник, можешь считать меня предателем, но мне будет больнее знать, что я позволил Константину погубить тебя. И… и… и я еду на стажировку. За границу. Это отличная возможность, — говорил он, кусая губы. — Я даже задержался здесь из-за тебя. Боялся оставлять после Макса. Но тебе придется довериться кому-то другому. Кому-то еще.
— Алексу? — спросила я холодно.
— Ну, с ним очень просто ладить, Карина.
— Ох, да неужто?
— Да-да. Проще не придумаешь. Ты и сама знаешь.
— И что же я знаю?
— Ну… не раздвигаешь ноги, и у него случается разрыв шаблона.
После этого я просто закрыла лицо руками и, против всякой логики, начала истерически хохотать.
Официальная версия гласила, что мы попали в аварию. И хотя из повреждений у меня была царапина на лбу, синяк на бедре и легкий вывих запястья, для острастки мне выписали справку. Однако, практически все это время я провела в больнице извиняясь перед Ларисой и дежурно цапаясь с Димой на тему Алекса. Почему дежурно? Потому что мы оба знали, что я в заведомом проигрыше, таком глубоком и позорном, что признать его сходу было просто невозможно.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я у Ларисы.
— Лучше, чем вчера. И если ты меня еще раз спросишь, я тебя стукну! Ты лучше скажи насколько сильно влипла!
— У меня все хорошо, — закивала я.
— Так, немедленно села и рассказывай от чего я тебя спасала, рискуя жизнью. У меня уши специфические, знаешь ли…
— Ты о чем?
— О том, что лапша на них надолго не задерживается!
Я закатила глаза и вздохнула. Не помогло. А потому я легла к ней на кровать рядышком, поверх одеяла и тихо заговорила. Рассказала ей все как есть. Потому что чувствовала себя сильно виноватой, а на меня это плохо влияет. Становлюсь болтливой. Однако Лариса повела себя нетипично. Она мне посочувствовала. Я почти, почти расплакалась от жалости к себе (в очередной раз, разумеется), но вдруг раздались стремительные шаги, и дверь распахнулась.