Начав с небольшой группы, Комитет перерастал в многочисленную организацию, объединявшую не только русских, но и другие национальные группы. Так же, как и у украинцев, Комитет был рыхлой организацией, границы которой были расплывчаты, ибо каждый пришедший к нам с намерением помогать, уже считался членом ее, никаких списков и приемов в члены не велось, все держалось на личных связях. Конечно же, в него вошли большинство русских бригадиров, многие из РОА, командиры Советской армии, активная интеллигенция и даже православные священники. Многие примыкали к нам по политическим соображениям, другие же искали только помощи. Руководителей никто не выбирал, ими оказались сами организаторы, и они опирались на бригадиров, а те в свою очередь были связаны с рядовыми членами, собирали их жалобы и требования и объявляли решения Комитета. Эту бесформенность организации поддерживали мы сами, чтобы не быть сразу же разгромленными начальством.
Вскоре к нам посыпались жалобы от избитых бригадиров, и борьба с засильем украинцев началась. Как-то собрались в нашем бараке человек двадцать бригадиров, обсудить, что делать. И решено было создать защитные группы из сильных и толковых ребят. Набралось таких человек тридцать, большинство — бывшие военные. Всем украинским дармоедам в бригадах было объявлено, чтобы они начинали работать, иначе им запишут отказ. На угрозы украинских боевиков последовали наши предупреждения. Нарядчика Хаджибекирова предупредили, что если должности заключенных по обслуживанию зоны не будут поделены, то возникнут неприятности. Он сразу понял, что ситуация в лагере меняется, и тут же назначил на кухню русского главного повара. Однако украинцы и не думали отступать. Напряжение росло, начиналась война.
Постепенно четко обозначилось и руководство нашего Комитета. С общего согласия во главе его оказался Николай Максимов, очень старый и больной человек, один из руководителей левых эсеров. Его физическая слабость вполне уравновешивалась политической мудростью и твердой волей. Остальное руководство состояло из семи человек: бывший полковник РОА Паршин, офицер Белой армии Стахов, доцент университета Рогов, бывший секретарь комсомола в Ленинграде Борис Яров, старший лейтенант Советской армии Егоров, мой друг Павел Гольдштейн и я. Это были очень разные по своим политическим взглядам люди, и опасность никогда не прийти к единому решению нависала. Каждый получил свой сектор работы: Паршин и Егоров руководили «боевиками», Яров контролировал ситуацию в столовой, на кухне, в бане, на складе, Рогов улаживал конфликты с нарядчиком: на какой объект какой бригаде идти, Павел поддерживал связи с другими национальными группами, а я с бригадирами.