— Может быть, можно сейчас оказать медицинскую помощь раненым, а завтра встретиться с прокурором, и конфликт улажен.
— Я этого не могу вам обещать. От меня это уже не зависит. — И он уставился в одну точку. Видно, что влиять на события капитан уже не может, за руль сел кто-то другой. Следовательно, и все переговоры с ним не могут иметь реального значения. Фактически он советует нам просто капитулировать.
Капитан встал, и это должно было означать, что беседа закончена.
— Поймите, что мне никто не поручал с вами встречаться. Я просто снял этот вопрос со своей совести. Теперь вам решать.
Мы вышли от него несколько ошеломленные. Это была, конечно, не игра. Более того, капитан рисковал. Но как поверить ему, если все КГБ основано на лжи и насилии?
В бараке нас ждали уже бригадиры и члены Комитета. Когда мы рассказали обо всем, начался страшный шум: «Капитулировать после стольких дней борьбы? Никогда!». Гримак утверждал, что все, что говорил капитан, — настоящий обман. Максимов, пересилив себя, сел и тихим голосом начал говорить:
— Борьба должна иметь тактику. Она включает в себя и временное отступление, чтобы затем, выбрав момент, снова наступать.
Старый эсер хорошо знал тактику революционной борьбы с царизмом, но времена изменились, и его уже почти никто не слушал. Предположений было много: нас выведут на работу, а обратно развезут по разным отделениям. Ведь если у них уже есть план действий, то наш выход на работу будет чистой капитуляцией. Как воспримут это все люди? Долго еще спорили, но затем пришли к единому решению: дальше держать осаду и требовать прокурора.
Следующий день начался как обычно. Кухня работала нормально, баня тоже. В центре двора на солнышке расположился украинской хор и собрал вокруг себя кучу людей. В нашем же «Центре» продолжались дебаты и искалось решение. Надежда на то, что придет прокурор, у всех почти исчезла, не для этого сюда приехало начальство из Управления. Оно понимало, что пойди оно на уступки, возникнут новые забастовки. Безусловно, они готовились наступать на нас. Но как?
Стрелять в толпу внутри зоны им строго запрещено. Да и вносить оружие в зону — тоже тяжелое нарушение. Стрелять они могут только при самозащите. Но о каком «кровопролитии» предупреждал нас капитан? Может быть, в этих лагерях они имеют другие, особые права? Были известны случаи в северных лагерях, когда стреляли в толпу прямо в зоне.
В голову лезли разные варианты. Например, построенной колонне приказывают лечь и открывают огонь по тем, кто продолжает стоять. Или надзиратели отсекают от колонны головную часть и дают команду «Шагом марш!». Если эта группа не подчиняется, в нее могут стрелять. Или, если мы все окажемся запертыми в своих бараках, то они могут, врываясь с оружием в каждый, выводить нас в наручниках по одному. Защищать бараки от надзирателей тоже рискованно: маленькая группа защитников — хорошая мишень. В общем, как ни кинь, наше положение всегда оказывается слабее.