Кроме того, становилось ясным, что начальник Управления допустил крупные служебные нарушения: он ввел вооруженных солдат в зону и тем создал ситуацию, когда оружие могло оказаться в руках заключенных. Наличие убитых и раненых превращало это нарушение в должностное преступление. Теперь не только полковнику Сергееву, но и другому начальству Управления нужно было как-то выпутываться из этой истории. Если дойдет до Москвы, будет суд, и полетят чины и звания. Но замять дело на месте уже трудно: есть убитые и раненые.
Весь следующий день нас держали взаперти. В обед привезли жирный борщ с луком, лавровым листом и перцем, а на второе отварную свинину. Таких обедов мы здесь еще никогда не видели, да и запрет на приправы, видимо, сняли. Теперь повар Базыма мог показать свое искусство.
Солдаты продолжали работать во дворе. Теперь они выносили все вещи из здания склада и, как потом оказалось, готовили место для будущего медицинского пункта и лазарета. Появились там и люди в белых халатах, которые затем стали обходить бараки, спрашивая, не остались ли раненые. От них мы узнали, что было убито на месте и умерло впоследствии за зоной двенадцать человек, раненых более пятидесяти.
Еще через день бараки были на весь день открыты, и мы смогли встретиться со своими. Гримак ранен в голову, два бригадира получили ранения ног. Все выглядели печально и растерянно. Говорить о чем-то было трудно: такой вариант развития событий мы не предвидели. Вспомнился Дашкевич с его предупреждениями.
Но жизнь в лагере с каждым днем менялась к лучшему. Создавалось впечатление, что начальство заглаживает свою вину. Наш начальник лагеря был смещен. Новый же оказался высоким худощавым майором с серым высохшим лицом и потухшими глазами. Он бродил по территории лагеря совсем один, без всякой охраны. Зашел на кухню и попросил отведать суп. Сел, взял ложку, да и съел почти полмиски, что следовало понимать, как высокую оценку. Но на жалобы заключенных отвечал коротко: «Знаю, знаю, разберемся».
Как видно, нарядчик Хаджибекиров получил от него указания подготовить бригады к выходу на работу. Он ходил по баракам и записывал все жалобы: «К прокурору пойдет!». Теперь он стал «обвинителем» бывшего начальства. На разные требования отвечал: «Учту. Теперь нам во всем пойдут навстречу». Несомненно, он выполнял чей-то наказ, чтобы снизить напряжение в зоне.
Следующий день был объявлен банным. На удивление, в моечном отделении стали выдавать кусочки мыла вместо обычной черной пасты. Первым пяти бригадам было выдано также и новое белье. Изменились и надзиратели: вдруг они стали к нам обращаться: «Ребята».