Звоню:
— Алексей Николаевич, это вы?' В трубке знакомый голос:
— Ну, конечно же, я. Я уже с утра жду вашего звонка, так как уже вчера почувствовал, что вы меня ищете в Москве!..
Он остался тем же Алексисом!
Едем на такси к нему на Малую Басманную, отыскиваем в первом этаже небольшого дома его квартиру. Открывает он сам: прямой, с торжественной улыбкой.
Он почти не изменился. Жмет руки, обнимает, проводит в свою комнату. Что мне сразу там бросилось в глаза, так это длинные закрытые стеллажи вдоль стен. Книги? Откуда же уже столько?
— Алексей Николаевич, вы получили свой парижский архив?!
— О нет, нет еще. Однако я уже пишу и пишу…
— А что, если не секрет, пишете?
— О, разное. Приходится работать по 10 часов в день. Спешу: 1974 год не за горами.
— Ну, а все же, если не секрет?
— Ну, если хотите… — подошел он к стеллажам и открыл две дверцы, за которыми мы увидели ровно расставленные толстые цветные папки.
— Вот я пытаюсь закончить второй том, так и недописанный, «Философии Небытия», — провел он рукой по папкам.
Мы с Павлом смущенно переглянулись, и я заметил, что Павел недоверчиво почесал подбородок.
Алексис торжественно сел и, как бы радуясь тому, что наконец-то появилась аудитория, продолжал:
— Но больше всего я сейчас поглощен «Голубой Лилией» — это моя любовь еще с тех лет и большой долг перед другом…
— Так вы бы хоть нам рассказали, что это такое.
— Разве вы не помните этих строк у него: «И может быть, рукою мертвеца я Лилию добуду Голубую»?
— Так это же Николай Гумилев!
— Да, господа, — откинулся он на спинку кресла. — Теперь уже можно и об этом. Ведь с Колей мы были на «ты».
У Павла опять зачесался подбородок, а я, чтобы не спугнуть Алексиса, сделал удивленные глаза.
— Ведь я специально вернулся в двадцатом из Парижа, чтобы быть среди них…
— Среди кого же?
И здесь он, немного наклонившись, перешел на заговорщический тон:
— Среди Общества Освобождения России, организованного профессором Владимиром Таганцевым в Петербурге. Я приехал по чужому дипломатическому паспорту. Я привез им деньги и документы. Уже тогда мы знали, что их скоро схватят и они должны бежать.
Было видно, что Алексис «взял след» и быстро с него не сойдет.
— Таганцев, скажу я вам, был честный офицер, но никудышный руководитель. Он отговаривал их от побега. О заговоре уже знало ЧК, арест был вопросом времени. Тогда я стал уговаривать одного Колю бежать со мной. Как сейчас помню, мы стояли на гранитной набережной Невы, когда он тихо сказал мне: «Я знаю, что погибну, но бросить товарищей не могу». На следующий день он передал мне портфель с бумагами и сказал: «Алексей, тут есть кое-что, напиши о нас». Мы обнялись и больше уже не увиделись, вскоре они все были расстреляны ЧК. «Голубая Лилия» — это исследование, если хотите, песня о нем. Сейчас я над ней работаю по разным документам и воспоминаниям.