В кабинет входит длинный, худой, в модном клетчатом пиджаке, с зачесанными назад светлыми волосами, неизменно веселый литсотрудник Юра Кириллов и садится за свой стол, что у окна.
— Соображаешь? — усмехается он.
— Пытаюсь.
— Ну-ну. Вечером чего делаешь, женатик?
— Перво-наперво еду к своим родителям за сыном. Жена на комсомольском собрании. Потом буду готовиться к командировке. У тебя есть предложения?
— Какие у холостого человека могут быть предложения? — ухмыляется Юра. — Самые легкомысленные, конечно.
— Допустим, к девицам, да?
— Сонька мне даст девиц.
— Так женись на ней, чего лучше?
— Чего лучше не знаю… пока, — смеется Кириллов. — Дрянь у тебя командировка, ни гостиницы, ни столовой. Ночевать придется у какой-нибудь бабули, да и питаться, может, тоже.
— Переживу. Слушай, я получу командировочные и смотаюсь. Если Ким спросит, скажи, ушел в библиотеку с проблемами села знакомиться.
— Мотай, прикрою.
В четыре часа я уже на Студенческой и иду к дому своего детства. Поднимаюсь на третий этаж, звоню, мать открывает дверь и только я успеваю ее поцеловать, как из-за ее спины, с криком «Папа!» выскакивает мой сын и бьется, точно рыбка, повиснув у меня на шее. Я прижимаюсь к его щеке:
— Дорогой ты мой, сыночек.
— Ой, папа, папа, папочка! — Андрюша тянет меня в комнату, где сидят мои отец и повзрослевшие после армии братья.
В ответ на мой поцелуй отец здоровается со мной ровным голосом. Я дружески пожимаю руки Валере и Володе. Андрей уже играет во что-то свое, раскладывая на полу кубики, но поминутно подходит ко мне с вопросами.
Мать, накрывая стол, хвастается:
— Теперь Андрюшка всегда при мне, всегда накормлен, всегда под присмотром. Гляди, отец, — обращается она ко мне, — парень хоть куда!
Хвастается она неспроста. Она ведь устроилась поваром в детский сад, куда ходит ее внук.
— Ну, как Андрей на твой взгляд?
— Чудесно. Даже вырос за неделю, что я его не видел, поразительно! — стараюсь я польстить матери.
За обедом я пытаюсь определить, на кого больше похож Андрей — на меня или на жену. Счастье, если ему не достанутся от нас обоих те свойства, которые могут навлечь на него беду. Меня захлестывает желание оградить его, уберечь. Я, кажется, знаю, что ему нужно больше всего. Я верю в твердость духа как в некую непреходящую ценность. Все прочее снашивается дотла.
Когда мы с сыном приезжаем домой, Марина встречает нас испеченным ею самой тортом.
В воскресенье утром, оставив жену заниматься хозяйством, я с Андреем еду в цирк на Цветной бульвар. Он любит смотреть клоунов, акробатов, жонглеров. В цирке он сидит гордо на своем месте. Ему четыре года. Он уже личность, с собственными понятиями и правилами. И у меня все сильнее проявляется желание вложить в него немного себя, пока формируется его характер.