— А ты что, уже старая? — ехидничаю я, устраиваясь за столом. И замечаю, что по лицу девушки пробегает тень то ли смущения, то ли неудовольствия.
— Помягче, Гена, — прерывает меня мать.
— Светлана, может быть, вы желаете побеседовать с моим сыном наедине? — обращается к гостье отец.
— Нет, нет, что вы! Какие у меня могут быть от вас секреты! — восклицает она, чуть краснея, но тут же быстро справляется со своей минутной неловкостью и строго говорит: — Я пришла как официальное лицо. Я у многих своих комсомольцев дома была. Теперь вот у Геннадия. Спасибо за угощение, все было очень вкусно. — Света встает.
— Нет, так просто мы вас не отпустим, — с широкой улыбкой батя поднимается из — за стола.
Он последнее время в прекрасном настроении, так как снова при деле. Отец работает теперь начальником районной автоинспекции Москвы. Он величаво толкает дверь в соседнюю комнату, где находятся мои братья, легким покашливанием прочищает горло и берет балалайку. Валера, Володя и мать становятся с ним рядом. Я настраиваю гитару. Мы ударяем с отцом по струнам, и маленькие, чистые аккорды, как цветы, повисают в воздухе. Мелодия «Лучинушки», выводимая мальчишечьими голосами Валеры и Володи, складывает их в букеты. И вот вступают отец и мать, а затем к ним присоединяюсь и я. Льется проникновенная, раскрывающая душу песня, нет, не песня — молитва. Светлана сидит, сложив руки, очарованная и околдованная. Лицо комсорга смягчается и приобретает какую-то детскую округлость. Наше выступление закончено, и Света просит отца:
— Василий Максимович, а вы не смогли бы мне помочь спеть песню «Вечерком на реке всякое бывает…». Я ее очень люблю.
— Я знаю эту песню, но ее лучше петь под гармонь, — замечает батя, — сейчас я ее возьму.
Принеся из кабинета свою двухрядку, он поудобнее устраивается и говорит:
— Что же, начнем, пожалуй, — и разводит меха.
Света поет бойко, весело, без всякого жеманства. При этом брови, нос, губы у нее как-то забавно подпрыгивают, и это вносит в ее исполнение некоторый юмор. Мой брат Валера смотрит на Свету не отрываясь, словно глазам его предстало зрелище, о котором он давно мечтал. Света, видимо, замечает особое внимание к ней Валеры и, допев, вновь обращается к отцу:
— Василий Максимович, а может, Валера споет?
Уши моего брата начинают пылать, да так, что смотреть на них становится больно.
— Почему бы и нет, — соглашается отец.
Прекрасный у нас получается вечер. Брат, не дожидаясь команды, расплывается в улыбке и затягивает «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…». А отец подхватывает мелодию на балалайке. У Валеры получается здорово, петь он умеет, ничего не скажешь, во мне же поднимается дикая зависть к брату. Света упивается его пением, и в этот момент она прекрасна. На земле много красивых девушек, но только сейчас я осознаю разницу между красивыми и прекрасными. Нет на ее лице места всяким милым родинкам, пятнышкам, изъянцам, шрамикам. Я чувствую, что влюбляюсь в нее.