– Да.
– А что ты рисуешь?
– Леших.
– Почему?
– Потому что они водятся в наших лесах.
– А кто еще водится в ваших лесах?
– Кикиморы болотные, василиски поганые… Много чего водится.
– И ты всех их нарисовала?
– Всех, – твердо ответила Танька.
Водрузив на стул свой чемодан, Вовушка принялся отстегивать ремни, щелкать замками, скрежетать «молниями» и, наконец, откинул таинственную крышку чемодана. Прихожая сразу наполнилась запахом другой жизни, более достойной и желанной. Подмигнув Таньке, гость запустил загорелую руку под будоражащие свертки, пакеты, похрустывающие упаковки и вынул голубую в радужных надписях коробку с фломастерами.
– Держи.
– Спасибо. – Танька тут же попыталась сковырнуть ногтем клейкую ленту.
– Что ты делаешь?! – ужаснулась Наталья Михайловна. – Пусть целая побудет!
– Все правильно. – Вовушка помог Таньке содрать ленту с коробки. – Она нарисует самого страшного лешего и подарит его мне. А когда приедет ко мне в гости, увидит у меня над столом портрет ее знакомого лешего. Договорились?
– Заметано, – деловито сказала Танька и умчалась рисовать.
– А это тебе. – Вовушка извлек из глубин чемодана агатовое ожерелье. В свете тусклой электрической лампочки, среди потертых обоев прихожей, на фоне кухонной двери каждый камень вспыхнул таинственным красным цветом.
– Мне?! – задохнулась Наталья Михайловна. – Ты с ума сошел?! Вовушка, ты сошел с ума! – произнесла она уже благодарно. – Нет, я не могу взять такой подарок, – продолжала Наталья Михайловна, прикладывая ожерелье к сдавленной платьем груди. – Вовушка, сколько это стоит?
– Фу, какой плохой вопрос! – фыркнул Вовушка. – Ты надевай и зови к столу. Последний раз я ел часов пять назад в городе Мадриде. Между прочим, на плацца Майор.
– Там что, исключительно одни майоры разгуливают? – спросил Вадим Кузьмич.
– Вадька, ты очень невежественный человек. Плацца Майор означает главная площадь, Центральная площадь, если уж по-нашему. Вот, держи! – Вовушка нащупал в чемодане еще один предмет – довольно вместительную бутылку мятой, жеваной формы.
– Какая прелесть! – воскликнула Наталья Михайловна. – Вадим, ты только посмотри! Умеют люди все-таки жить!
Вадим Кузьмич взял бутылку, но посмотрел на нее как-то отрешенно. В восторге жены ему слышалось что-то уничижительное, безумно-восторженное. Он увидел сверкающие глаза Натальи Михайловны, подумал о том, что они не часто бывают такими, задержался взглядом на агатах, в каждом из которых теплился маленький огонек, и… простил жену. Но с воплями у нее явный перебор, решил Вадим Кузьмич. Вполне хватило бы и того, что имелось на душе. А она испускает такие фонтаны, будто сильно уязвлена. Неужели ожерельем?