Он слез на землю и прокрался сквозь лес в том направлении. По въевшейся в кровь сталкерской привычке не вышел сразу на открытый участок, а приступил к скрытной разведке и обнаружил, что…
Посреди леса творилось невообразимое. Это самое мягкое слово, которое подходило для краткой характеристики увиденного.
Значительная часть поляны была устлана лоскутами. Они имели цвет, очень похожий на так называемый телесный… Реверс присмотрелся и сообразил, что поляна в самом деле была покрыта кожей. Человеческой.
На этом лоскутном «одеяле» разлегся большой бесформенный… пузырь. Как-то так. Сложно было подобрать вменяемые выражения, чтобы описать это образование. Оно, похоже, если не целиком, то на девяносто процентов состояло из неустойчивой, силиконоподобной субстанции; множественные складки свисали с боков, какие-то бледно-мыльные струи текли по нему. В целом это представляло собой раздутую массу, бело-розовую, лоснящуюся. Пузырь, коротко говоря. И он, беспорядочный, неправильный, валялся впритирку к двум другим таким же пузырям, несколько меньшего размера и чуть другого оттенка белесости. И они трое как раз и занимались тем, что терлись боками. А в воздухе с краю поляны, увидел Реверс, когда перевел взгляд туда, чтобы немного разгрузить глаза от зрелища колышущихся масс, рядом с древесными стволами зависла какая-то конструкция. Каплевидной формы, с продолговатыми сигарообразными штуковинами, прилепившимися к сужающемуся концу. Ни дать ни взять космический летательный аппарат! Катер или спускаемый модуль.
Пузыри высадились из этого летательного аппарата и на покрывале из человеческой кожи…
Пузыри!
За всю свою сталкерскую жизнь… нет, пожалуй, не так – за всю свою жизнь, полную зрелищ разных, и красивых, и не очень, Реверс не встречал более омерзительного и тошнотворного. Описаний ничего подобного он не встречал ни в одном фантастическом романе из тех, что прочитал, не видел ни на одной картине, рожденной бурной фантазией какого-нибудь живописца, даже Зона, сама Зона, при всей ее чужеродности земным представлениям, как-то не удосужилась вытворить нечто подобное по степени тошнотворности для человеческой природы восприятия. И дело было даже не совсем в том, как выглядели эти трясущиеся, подрагивающие, трущиеся аморфности. От них веяло чем-то таким… мерзопакостным, другого слова Реверс не нашел. Как ни от одного творения Трота, а уж он-то горазд был порождать тошнотворных и гнусных для взгляда человека существ и продуцировать невероятные локальные изменения пространства.
Реверса начало мутить, и он чуть было не ухнул в обморок под кустом, за которым прятался. Он отвернулся, чтобы не видеть происходящего на поляне, и с трудом сдержал рвотные позывы.