В нос Горшкову шибануло дурным духом — судя по всему, нож распорол рыжему кишки. Эсэсовец скис окончательно, согнулся ничком, Горшков едва успел откатиться от него. Немец ткнулся головой в кафельную плитку пола, зашлепал мокрой от крови рукой по стенке, оставляя на ней красные, хорошо видные в притеми подъезда следы.
Откатившись метра на три от эсэсовца, Горшков подхватил автомат и отполз к стене, там отщелкнул пустой диск и вставил новый. Передернул затвор, ставя ППШ в боевое положение.
Надо было передохнуть, хотя бы на несколько мгновений замереть, прийти в себя, отдышаться — ведь этот рыжий черт чуть не отправил его на тот свет. Руки противно дрожали. Колени тоже дрожали. Горшков протиснул сквозь зубы противную тягучую слюну, выплюнул ее на пол, всосал в себя воздух.
Через несколько минут он высунулся из подъезда наружу, увидел двух бегущих эсэсовцев — фрицы удирали от наших ребят, бой закончился, топали немцы сапогами, будто лошади, землю могли проломить, Горшков ткнул в их сторону автоматом:
— Хенде хох!
Сдаваться фрицы не пожелали, оскаблились и дружно вскинули свои «шмайссеры». Горшков, опережая их, широко полоснул очередью. Один эсэсовец растянулся на груде битого кирпича, обхватил ее, будто маму родную, руками, у второго отрикошетившая пуля выбила из рук автомат, он сморщился жалобно, развернулся вокруг своей оси и рухнул в открытый водопроводный люк — в общем, и второго тоже не стало.
Ни одного из эсэсовцев взять в плен они не сумели — те не дались, предпочли умереть.
— Вольному воля, — произнес Горшков понимающе: он и сам бы так поступил.
Дорога, монотонность ее, слаженный, спекшийся в несколько слоев гуд моторов, неторопливое движение земли и камней, уплывающих под днище «виллиса», продолжали вгонять в сонную одурь — все вроде бы видел Горшков, все контролировал, а реакции никакой, движения были вялыми, в голове стоял звон, единственное толковое, что могло возникать в ней, — воспоминания. Ну хоть это-то… Пусть будут воспоминания…
Следующий привал сделали у длинного прозрачного озера, схожего с гигантским дамским чулком. На берегах чулка росли низенькие раскидистые сосны.
— Красивая здесь природа, товарищ капитан, — заметил Мустафа, набирая воду, оглянулся на солдат, облюбовавших камень, похожий на могильный и поливавших его из своих «брандспойтов», повысил голос: — Эй, орлы! Отошли бы подальше, не то всю воду в озере испортите.
— Не попадет — не дотянется, — лениво молвил один из «орлов», глядя, как пенная струйка, проложив себе дорожку между его сапогами, шустро поползла вниз.