Глаза Джефферсона закатываются. Я пугаюсь.
Питер у входа палит из «глока». Я и не думала, что он такой силач. Приволок Джеффа, как мешок с картошкой.
Питер. Ну как он?
Я. Ничего. Ничего. Вроде.
Ну и дела. Чем дальше, тем страшнее. Сначала потрепали на Юнион-сквер, теперь обложили здесь. Пифия погибла, Джефф в отключке.
А Умника вообще след простыл.
Питер. Уходят.
Сую под голову Джефферсону сумку и ползу к двери.
Конфедераты валят. Им, похоже, нужен был пикап. Он сгорел, а вместе с ним сгорел и их боевой запал.
Возвращаюсь к Джефферсону. Закрытые глаза двигаются, будто он видит сон; тонкая кожа век вздымается волнами.
– Чувак, – зову я, – просыпайся.
Ноль реакции. Придвигаюсь ближе.
Я. Очнись, Джефф. Пожалуйста.
Пожалуйста, не бросай все вот так.
Молнией мелькает мысль. «Поцелуй его». Картинка. Наши губы соприкасаются, вспыхивает искра жизни.
Почему бы и нет?
Не успеваю – Джефф кашляет, перекатывается на бок и осторожно приподнимается.
Еще бы чуть-чуть, приятель, и…
Джефферсон. Пифия?
Тишина. Питер вытирает слезы.
Питер. Нет ее больше, старик.
Джефферсон крепко зажмуривается, будто не хочет впускать в себя эту новость.
Джефферсон. Где Умник?
Я. Не знаю.
Джефф встает, выглядывает через дверь. На лице пляшут огненные блики от горящего пикапа. Джефф долго смотрит на машину, будто надеется, что из-под обломков вылезет Пифия. Возвращается к нам – краше в гроб кладут.
Джефферсон. Давайте перекусим. Потом отыщем Умника и пойдем домой.
Питер. А журнал как же?
Джефферсон. Хрен с ним, с журналом.
Быстро жуем в холле, рядом со своими пожитками. Говорить особо нечего.
Я думаю о признании Джефферсона в читальном зале.
Сперва я не знала, что ответить. Не может Джефф любить меня по-настоящему – что бы это ни значило! Знал бы меня получше – точно бы не мог. Джефф такой идеалист, а я – ущербная. В нем, наверное, просто еще адреналин после стычки на Юнион играл.
И вообще – видеть, как он умрет? Может, я больная, может, должна была понять, как много Джефф для меня значит – но в голову лезло только одно: нет смысла кого-то любить, если скоро его потеряешь. Трусость? Не знаю.
Джефферсон все высматривает, не вернулись ли конфедераты.
Питер. Ты не виноват.
Джефферсон. А кто тогда виноват?
Я. Она сама захотела поехать.
Джефферсон. А я захотел вылечить Хворь. Так что мы оба – идиоты.
Он сует недоеденное вяленое мясо в сумку и поднимается.
– Подай кувалду. – Джефф просовывает ее в ручки двери, чтобы та не открывалась.
Питер. Может, оставишь кого-нибудь тут на страже?