В самом конце стены в разукрашенной коробке – игрушки.
Те самые игрушки.
Я хватаю Питера за руку.
– Чего? – дергается он.
А потом, кажется, понимает.
Но, конечно, не до конца. Он ведь не читал целый год сказки Чарли.
Чарли, мой маленький братик, моя обезьянка в пижаме с «Молнией Маккуином». Теплый после ванны, пахнет фруктами. На круглом лбу – крошечный шрам от «встречи» с кофейным столиком; пальчики скользят вверх-вниз по моей спине, барабанят аккорды, пока я читаю вслух истории про Винни-Пуха. Глазенки Чарли бегают по строчкам, но лишь для виду.
Он смышленый мальчик, хотя с чтением не спешит – думает, если научится, я брошу ему читать. Боится оставаться ночью один и просит «совета, как бы поскорее уснуть». Поэтому иногда я провожу ночь в его кроватке – в окружении плюшевых игрушек и запаха безгрешности. Щечки у Чарли мягкие и свежие; он прижимается ко мне, как утопающий моряк, и забрасывает глупыми вопросами, пока не заснет.
Поднимаю очки на лоб, привыкаю к тусклому свету Питерова фонарика. В витрине полукругом сидят плюшевые зверюшки – старые, замусоленные и залюбленные до облысения. Пух, Иа-Иа, Тигра, Пятачок. Настоящие. Прототипы книжных. Кто-то когда-то говорил мне, что они хранятся здесь, а я забыла.
И меня уносит, окутывает прошлое. Прыжки из засады, жаркие обнимашки. Щекотка, поцелуи и заурядные страхи. Верните мне его!.. Я сдаюсь. Хочу к Чарли, в вечную тьму, отыскать его там, прижать крепко-крепко и укрыть ото всех бед.
Питер. Пошли. (Тянет меня.)
Я. Куда?
Питер. Ребята ждут.
Вытираю глаза и опускаю очки на место.
Еще полчаса брожения в темноте – и мы натыкаемся на дверь с надписью: «Южное хранилище». За ней лестница.
Внизу бесконечный этаж – размером с городской квартал, не меньше, – с металлическими полками. Полки, полки, полки… Миллионы книг, все знания мира.
Я. Прям как в «Обители зла».
Питер. Клево. Я попал в видеоигру.
Я (в тысячный раз). Умник!
Ничего.
И вдруг – шорох.
Питер. Слышала?
Я. Нет. Да. Увы.
Я. Джефферсон? Ты где? Прием.
Рация пищит и трещит, слов не разобрать.
И снова тишина. Прочесываем весь этаж – пусто. Находим только очередную лестницу вниз и попадаем в такое же точно помещение с длиннющими каньонами книжных полок.
На четвертом – или пятом? – этаже с полками снова раздается шорох.
Питер. Твою мать.
Я. Сматываемся?
Питер. Умник! Хорош фигней страдать, выходи!
Шорох за спиной.
Я (в рацию). Джефферсон?
Вдруг он спустился за нами? Ответа нет.
Сердце стучит как бешеное. Металлический привкус во рту.
Между стеллажами мелькает что-то черное. Быстро мелькает – не разглядишь.