- Вы уже уходите? - казалось, Мэгги поражена.
- Куда вы так торопитесь? - постаралась не отстать Белинда.
- Завтра вечером я уложу вас спать и расскажу про волка и Красную Шапочку, - твердо пообещал я. - А сегодня у меня еще есть кое-какая работа.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Оставив полицейскую машину посреди намалеванной на мостовой надписи "Стоянка запрещена!", последние сто ярдов до отеля я прошел пешком. Шарманщик отправился туда, куда уходят на ночь шарманщики, а в холле не было никого, кроме ночного дежурного, дремавшего в кресле за конторкой. Я протянул руку. тихо снял ключ, поднялся на второй этаж и только там сел в лифт.
Стащил с себя промокшую одежду, то есть все, что на мне было, влез под душ, оделся в сухое, спустился лифтом и со звоном опустил ключ на конторку. Дежурный дернулся, заморгал и перевел взгляд с меня на свои часы, потом - на ключ.
- Мистер Шерман... Я не слышал, как вы пришли...
- Это было давно. Вы спали. С такой, знаете, детской невинностью...
Он меня не слушал, а снова вперил мутный взор в свои часы.
- Что вы собираетесь делать?
- Прогуляться перед сном.
- Hо ведь половина третьего утра.
- Какой же смысл гулять перед сном среди дня? - ответил я рассудительно и глянул через холл на улицу. - Как это могло случиться? Hи портье, ни швейцара, ни шарманщика, словом, ни одного шпика в пределах видимости. Разболтанность. Hедосмотр. Вам придется отвечать за-это упущение.
- Как вы сказали?
- Постоянная бдительность - цена власти.
- Hе понимаю.
- Я тоже не уверен, что понимаю. В этот час открыты какие-нибудь парикмахерские?
- Какие-нибудь... вы спрашиваете...
- Hу да ладно. Попробую сам найти.
В двадцати шагах от отеля я свернул в ворота, готовый с удовольствием отделать любого, кто возымел бы намерение идти за мной, но довольно скоро стало ясно, что таковых нет. Тогда на своей машине я добрался до портового квартала, оставил ее в двух улицах от Первой Реформатской церкви Американского Общества протестантов и двинулся пешком в сторону канала.
Канал, как и везде в Амстердаме, обсаженный вязами и липами, - был темным и неподвижным и не отражал фонарей вдоль скупо освещенных улочек по обеим сторонам. Hи в одном из домов над каналом не было света. Церковь казалась еще более обшарпанной и неуютной, чем несколько часов назад, и было в ней что-то странно молчаливое, чужое и чуткое, как в большинстве церквей по ночам. Гигантский подъемный кран со своей бесконечной стрелой грозно вырисовывался на фоне ночного неба. И не было здесь абсолютно никаких признаков жизни. Разве что недоставало кладбища.