Джулио очнулся на следующий день. Солнце слепило глаза, небо было высокими и синим, белоснежная земля искрилась и сверкала, однако лицо Дино выглядело озабоченным и хмурым. Он видел сотни смертей, видел солдат, больше напоминающих банду разбойников или толпу дикарей, чем воинов армии великого Наполеона, солдат с длинными спутанными бородами, дико горящими воспаленными глазами и трясущимися руками, которыми они разрывали недожаренную конину. Дино смог пережить все это, но когда он нашел в снегу умирающего Джулио, своего родного брата, это подкосило его душевные силы.
Один из солдат, прежде служивший санитаром в госпитале, сказал, что у Джулио началась гангрена и что его уже не спасти.
— Нога сильно распухла, да и дух от нее такой, что не дает обмануться, — заметил он.
И все же Дино не терял надежды.
К полудню им удалось добраться до небольшого городка, где разместился походный госпиталь. На улице сушилось обледеневшее белье. В котлах, под которыми горели костры, варилась еда: Дино уловил ставший привычным запах конины. Но свою лошадь он отдавать не собирался.
— Если б не это животное, многие из наших товарищей остались бы в снегах. Надо уметь быть благодарными: и Богу, и людям, и бессловесным тварям, — веско произнес он, когда один из солдат предложил прикончить лошадь.
Прошел слух, что в госпиталь приехал Доминик Ларрей[12], человек-легенда, знаменитый хирург наполеоновской армии. Он осмотрит раненых и, может быть, примет участие в нескольких, наиболее сложных операциях.
Состояние Джулио внушало Дино смертельную тревогу: брат то находился без сознания, то бредил, а когда на короткое время приходил в себя, то не мог сдержать стонов.
Доминик Ларрей в самом деле находился в госпитале. Он делал обход в помещениях, где разместили самых тяжелых раненых. Джулио лежал среди них, на брошенном на пол матрасе; Дино неотлучно находился рядом, ожидая, когда врачи окажут помощь его брату.
Увидев Ларрея, который шел по узкому проходу в сопровождении группы молодых хирургов, Дино выпрямился и с надеждой смотрел в лицо человека, которого в армии называли Спасителем и лучшим другом солдат. Его почти всегда можно было отыскать среди раненых. Говорили, будто Ларрей ни перед кем не преклоняется и что к его мнению прислушивается сам император.
— Гнойная рана, перелом, большая потеря крови, обморожения, — доложил санитар, поднимая одеяло, которым был укрыт Джулио.
Ларрей быстро осмотрел раненого.
— Левую ногу ампутировать, тут не о чем говорить. Два или три пальца на каждой руке тоже придется отнять. Готовьте его к операции.