— Я хочу, чтобы на тебе ничего не было, — сказал Джулио, когда она вошла в комнату. — Одежда сопутствует удовольствиям на скорую руку. А мы не будем спешить.
Кармина нехотя стянула с себя сорочку и подошла к постели, в которой лежал ее муж, подошла, одетая только в лунный свет.
— Теперь мне все нелегко, даже это, — сказал Джулио и попросил: — Помоги мне.
Она забралась в кровать, и он усадил ее сверху.
— Теперь я в твоей власти, — заметил он, наблюдая, как ее взгляд затуманивается вожделением.
Джулио любовался тем, как медленно поднимаются и опускаются ее бедра, колыхается грудь, выгибается тело и изменяется лицо. Они наслаждались каждым глубоким, неспешным движением, тогда как внутри их соединенного существа клокотал вулкан. В эти минуты ни он, ни она не думали о том, что привело их в эту постель, что они чувствуют друг к другу.
В их жизни смешалось все — прекрасное и уродливое, хорошее и плохое. Джулио был единственным мужчиной в жизни Кармины, к которому она когда-либо испытывала влечение. В юности она была влюблена в Дино, но эта влюбленность давно прошла, придавленная грузом переживаний и времени.
Джулио понимал: не будь на свете Кармины, он бы не спасся, не выжил. Он был похож на бредущего на бойню хромого коня, у которого внезапно выросли крылья.
Утром Кармина проснулась первой. Джулио спал на боку, уткнувшись в подушку. Она не надеялась, что их отношениям будет присуща нежность, и все-таки что-то заставило ее легонько погладить его по плечу. Этой ночью она не только испытала забытое наслаждение, она сполна прониклась болью другого человека.
Джулио открыл глаза и промолвил:
— Не уходи.
— Я должна. Я и так задержалась. Меня ждут постояльцы. А ты отдыхай. Орландо позовет тебя завтракать.
Джулио смотрел на нее, пораженный тем, что происходит, когда один человек впускает в свою душу другого. Он не ожидал, что на это способна девушка, у которой не было ни родителей, ни сестер, ни братьев, никого, кто мог бы ее любить. Девушка, которую он некогда подло обманул, а после без жалости бросил. Ему вдруг страстно захотелось отплатить ей добром за добро, и он сказал:
— Я люблю тебя, Кармина.
Она напряглась.
— По-моему, ты говорил такое и раньше. Только тебе не стоило верить!
— А если да? Ты права: это последняя возможность сшить то, что было разорвано, собрать то, что едва не пошло прахом.
Кармина задумалась, а после ответила:
— Мне не нужны ни грубые рубцы, ни ветхая ткань. Не лучше ли создать что-то новое?
— Думаешь, получится?
Кармина улыбнулась, но ее глаза оставались серьезными. Сейчас ее чувства были обнажены, однако им, будто недавно посаженным деревцам, еще предстояло окрепнуть. Страх не ушел, она не успела обрести силу, отпустить себя на волю, однако в ее душе уже поселилась надежда.