Зарина быстро взглянула на брата, затем перевела взгляд на Петерсена.
— Не знаю, о чем вы говорите.
— У некоторых стен есть и глаза.
— Хватит издеваться над сестрой! — закричал Михаэль.
— Издеваться? Задать элементарный вопрос означает, по-вашему, издевательство? Тогда, быть может, вы мне ответите, Михаэль? Вы ведь тоже там были и знаете, о чем идет речь. Самое смешное, что и я это знаю.
— Мне нечего вам рассказывать! Нечего! Совершенно нечего!
— Вы скверный актер. Переигрываете.
— Достаточно, Петерсен, — Михаэль тяжело и часто дышал. — Довольно издеваться надо мной и моей сестрой! — он вскочил на ноги. — Бели вы думаете, что я намерен терпеть...
— Вы не намерены терпеть, Михаэль, — Джордже, подойдя сзади к юноше, опустил свои огромные ладони ему на плечи. — Вы намерены сесть. Если не успокоитесь, я свяжу вас и заткну рот кляпом.
— Боже мой! — возмущенно вскричал Харрисон. — Джордже, вы слишком много на себя берете! Петер, учитывая ситуацию, в которой мы все находимся...
— А если вы, мистер Харрисон, не утихомиритесь, — проговорил толстяк, — с вами будет проделано то же самое.
— Со мной?! — завопил англичанин. — С офицером?! Капитаном британской армии?! Джакомо, вы же британский подданный! Я призываю вас...
— Ваш призыв отклоняется, — сказал Джакомо. — Я не стану оскорблять честь офицера, говоря вам «заткнитесь». Майор пытается выяснить кое-что. Вы можете быть недовольны его политическими убеждениями, однако в состоянии взять себя в руки. Ц вы, Зарина. Думаю, вы оба ведете себя неумно.
— Боже мой, Боже... — пробормотал Харрисон и затих.
— Спасибо, Джакомо, — поблагодарил Петер-сен и обратился к девушке. — Зарина, вы же не считаете, что я хочу как-то обидеть вас — это было бы глупо. Я не стану, да и не смогу поступить подобным образом. И все же, вы говорили с Михайловичем один на один.
— Да. Вас устраивает?
— Ну, наконец-то. Прошу прощения, если я спрашивал об этом с излишней настойчивостью. Теперь разрешите уточнить: о чем вы говорили? Обо мне?
— Нет... То есть, да... Помимо всего прочего...
— "Помимо всего прочего", — передразнил Петерсен. — Что же такое «все прочее»?
— Всякие другие вещи.
— Неправда. Вы говорили с Михайловичем только обо мне и, возможно, немного о полковнике Лунце. Помните: «у стен есть глаза и уши». Наверное, вы забыли, что говорили, продавая меня Михайловичу? Сколько Серебреников вы получили за это?
— Я ничего не получала, — лицо Зарины покрылось красными пятнами, — и не предавала вас. Не предавала! Я не говорила о вас ничего плохого!
— Подумать только, какой-то паршивый клочок бумаги. Надеюсь, вы получили свои тридцать Серебреников, — Петерсен достал из кармана сложенный вчетверо лист и развернул его. — Узнаете? Зарина тупо уставилась на бумагу, затем уперлась локтями в колени и закрыла руками лицо.