— Вот эта штука называется экран подсвета. Полотняный, следа не держит…
В разбитое окно врывается ветер, парусит желтую занавеску, перебирает на столе стопку квитанций.
Высокий костистый мужчина, фотограф, осторожно заглядывает в лабораторию, где орудуют наши, и, поминутно всплескивая руками, хлопает себя по бокам. При каждом ударе в воздухе на мгновение повисает тонкое облачко пыли.
— Как увидел, сразу к аппаратуре бросился, — горестно, ни к кому не обращаясь, говорит он. — И вот, нате вам, пожалуйста. «Зенита» нет, «Москвы» нет, и «Киева» — между прочим, только на днях получил — тоже нет…
В дверях показывается следователь.
— А еще что-нибудь взяли? — спрашивает он.
— Да вроде нет. Я вот чему удивляюсь! Тут на столе лежит объектив от павильонной камеры. Вещь дорогая, редкая. А ведь оставили!
— Напрасно удивляетесь, — говорит, выходя из лаборатории, Никодимов. — Брали что полегче, что пообычнее. Зачем им ваш объектив? Мертвый груз.
— Почему «им», Никодимов? — вмешиваюсь я. — Я посмотрел тут под окном. Один был. Позови Тяжелкова.
На улице я придирчиво расспрашиваю коллегу из райотдела. На выезде это входит в мои обязанности.
— Нашел что-нибудь?
— Есть кое-что. Пара отпечатков на столе. Отвертка, которой он внутренний замок сломал. Вообще-то грубая работа. Вломился, цапнул аппараты и тягу. Однако работы здесь! Пока все пересмотришь.
— Тебе помочь?
— Сам справлюсь. Вот, конечно, если бы ты следок со снега снял…
— Ну ты даешь, — говорю я. — Черную работу делает черный, белую работу…
— Да что ты! — притворно пугается Тяжелков. — Прошу исключительно в смысле показательной работы маэстро из управления перед молодым специалистом.
— Польщен. Будем считать, что уговорил.
— Благодарю, товарищ начальник! — вытягивается Тяжелков.
— Вольно. Пришли кого-нибудь с ведром воды. И баночку какую-нибудь ненужную попроси у фотографа.
Я вынимаю из машины мешочек с гипсом и, возвращаясь к окну, вижу, что фотограф уже принес ведро. От ведра идет тонкий парок.
Это не годится. Теплый раствор растопит след. Пригоршнями бросаю в ведро снег и жду. Потом засучиваю рукава пальто, хотя все равно знаю, что извожусь, и, размяв в марлевом мешочке гипс — комковатый попался, — осторожно опыляю сухим порошком след. Фотограф уважительно следит за моими манипуляциями.
От холодной воды сводит руки, но ничем, кроме собственных пальцев, такого гипса не разомнешь. Надо бы попросить, чтобы заменили… Лью раствор, подставляя под струю руку, чтобы не повредить следа. Когда он наполовину залит, выламываю из кустика рядом несколько веточек и кладу их для крепости в след. Потом заливаю до конца.