Мэллори выпрямился, растирая онемевшие мышцы на шее: он уже два с лишним часа то наклонялся, то выпрямлялся, принимая ведра от Дасти Миллера, который вычерпывал воду из трюма. Янки доставалось: у него работа была тяжелее, к тому же он страдал морской болезнью. На него жутко было смотреть, но немыслимым усилием воли он заставлял себя продолжать свой каторжный труд.
— Ну и характер у этого янки1 — восхищенно проговорил Мэллори, тотчас же осознав неточность этого определения.
Тяжело дыша, капитан оглянулся назад. Разумеется, Кейси Браун сидел, согнувшись в три погибели, в тесном дизельном отсеке, наполненном ядовитыми газами, которые пробивались через прохудившиеся прокладки. Несмотря на головную боль — в отсеке не было вентиляции, — Кейси Браун ни разу не вышел оттуда, продолжая обслуживать выдерживавший такую нагрузку ветхий дизель со старательностью влюбленного в механизмы мастерового.
Стоило дизелю чихнуть, остановиться на мгновение, и судну, а с ним и его экипажу был бы конец. Каик развернуло бы лагом к волне и опрокинуло.
Опершись о стойку изувеченной рулевой рубки, безостановочно, не поднимая головы, Андреа откачивал помпой воду. Он не замечал ни свирепой качки, ни ветра, ни холодных брызг, промочивших насквозь рубаху, прилипшую к могучим плечам и согнутой спине. С постоянством метронома руки его то поднимались, то опускались вновь. В этой позе он стоял почти три часа и, кажется, готов был работать так вечно. Грек сменил Мэллори, который за двадцать минут выбился из сил, дивясь беспредельной выносливости Андреа.
Поразил его и Стивенс. Четыре долгих часа Энди изо всех сил старался удержать норовивший вырваться из рук штурвал.
Мастерство юноши, сумевшего справиться с неуклюжим суденышком, восхитило Мэллори. Он внимательно смотрел на молодого лейтенанта, но брызги хлестали по глазам, наполняя их слезами.
Единственное, что он мог заметить, это плотно сжатый рот, запавшие глаза и окровавленную маску вместо лица. Огромный вал, вдавивший внутрь обшивку рулевой рубки, разбил в ней стекла.
Особенно глубокой была рана над правым виском; из нее капала кровь, смешивавшаяся с водой, которая плескалась на палубе рубки.
Мэллори отвернулся, расстроенный этим зрелищем, и наклонился, чтобы взять очередное ведро. Вот это экипаж, вот это молодцы! Нет слов, чтобы воздать им должное.
Господи, какая несправедливость! Почему они должны так бесцельно, так бесславно погибнуть? Но разве нельзя погибнуть за святое дело, за идеалы? Чего хотели достичь мученики, поднимаясь на костер? Если ты прожил жизнь достойно, разве важно, как ты умрешь? Но тут пришли на ум слова Дженсена о пешках в шахматных партиях, разыгрываемых верховным командованием. Вот они и оказались в роли тех самых пешек, теперь их черед сыграть в новый ящик. И никому до них никакого нет дела. Таких, как они, в запасе у стратегов тысячи.