Лейтенант с печальным видом покачал головой:
— Вы мне нанесли глубокую рану.
— Нанесла ему рану! — воскликнула сестра Моррисон, когда они вернулись в столовую госпиталя. — Нанесла рану!
— Думаю, так и есть. — Маккиннон посмотрел на неё с улыбкой. — И он вам нанес рану.
— Мне? Ну вы скажете!
— Нет, действительно. Его слова задели вас, потому что вы считаете, что он предпочитает виски вашему обществу. Разве не так? — Она ничего не ответила. Если же вы уверены в этом, значит, вы очень низкого мнения не только о лейтенанте, но и о себе. Вы сегодня вечером провели с ним целый час. Что он пил в это время?
— Ничего, — спокойным голосом ответила она.
— Ничего. Он — не пьяница, а ранимый парнишка. Ему неприятно, что он — враг, что он — под арестом, военнопленный, а кроме того, он прекрасно чувствует, что теперь ему придется всю свою жизнь жить с сознанием того, что он убил пятнадцать невинных человек. Вы спросили его, собирается ли он спуститься вниз. Вы поставили перед ним условие, а он хочет, чтобы его уговаривали, даже приказывали. Условие означает безразличие. Неудивительно, что он к подобным предложениям относится отрицательно.
Итак, что же происходит? Палатная сестра говорит о своём женском сочувствии, о намерении дать себе отдых и делает несколько резких замечаний, которые Маргарет Моррисон никогда бы себе не позволила.
Ошибка, которую, правда, можно легко исправить.
— Как?
Этот вопрос явился молчаливым подтверждением того, что такая ошибка действительно была сделана.
— Дурочка. Да возьмите вы его просто за руку и извинитесь. Или вы слишком гордая?
— Слишком гордая? — она была явно смущена. — Не знаю.
— Слишком гордая, потому что он — немец? Послушайте, мне всё известно о вашем женихе и брате, и мне ужасно жаль, но это не...
— Джанет не следовало вам об этом рассказывать.
— Не сходите с ума. Вы же рассказали ей о моей семье?
— И это не всё. — Она почти не скрывала своего недовольства. — Вы сказали, что они убили тысячи невинных людей и что...
— Это не мои слова. И Джанет этого не говорила. Вы делаете то же самое, в чем обвиняли лейтенанта, — врёте. Кроме того, вы пытаетесь уйти от вопроса. Ну хорошо, мерзкие немцы убили двух человек, которых вы знали и любили. Интересно, сколько тысяч людей они убили прежде, чем их сбили? Но разве это имеет значение? Вы никогда не знали ни их, ни их имен. Как вы можете проливать слезы о людях, которых вы никогда не видели, о мужьях и женах, о влюбленных и детях без лиц и имен? Странно, не правда ли, а от статистики веет такой скукой. Скажите мне, ваш брат когда-нибудь рассказывал вам о том, что он чувствовал, когда на своём бомбардировщике убивал земляков своей матери? Конечно, он никогда их не видел, так какое это имеет значение, правда?