— Знаете, некоторые виды инструментов, которые используются для обнаружения утечки, не срабатывают при замыкании электрической цепи, и я вот подумал...
Из радиорубки с донесением в руке показался старший радист Спенсер, — Сообщение от «Андовера», сэр.
— Отсутствие света, — прочитал Боуэн, — вызывает серьёзную обеспокоенность. Примите срочные меры. Диверсант задержан?
— Ну и сигнал, — заметил Кеннет. — Похоже, там крайне недовольны.
— Этот человек — идиот, — заметил Боуэн. — Я имею в виду капитана первого ранга Уоррингтона, капитана фрегата. Спенсер, ответите следующее: «Если у вас имеются представители спецотдела или отдела уголовного розыска, приглашаем к нам на борт. Если таковых нет, убедительно прошу воздержаться от бессмысленных посланий. Неужели, чёрт побери, вы не понимаете, что мы стараемся сделать?».
— При сложившихся обстоятельствах, сэр, весьма сдержанное послание, — заметил Кеннет. — Так вот, я хотел сказать...
Вновь раздался телефонный звонок. Бейтсман снял трубку, выслушал сообщение, понимающе кивнул, повесил трубку на место и обернулся к капитану.
— Звонили из машинного отделения, сэр. Очередная неполадка. Туда направляется Джемисон с третьим механиком Ральсоном.
Боуэн вытащил трубку и молча стал прикуривать. Он производил впечатление человека, потерявшего дар речи, чего нельзя было сказать о Кеннете, который заметил:
— На этом мостике человек никогда не может закончить своё предложение. Вы пришли к какому-нибудь заключению, сэр? Насколько тяжело наше положение?
— Заключение? Нет, пока не пришёл, хотя определённые предчувствия и подозрения имеются. Неприятные предчувствия. Готов поспорить, что перед рассветом или во время него на нас нападут.
— К счастью, — произнёс Кеннет, — я никогда не спорю. В любом случае я не стал бы заключать пари, противоположное моим собственным заключениям, а они совпадают с вашими, сэр.
— Но мы же госпитальное судно, сэр, — сказал Бейтсман, хотя даже в его голосе не чувствовалось надежды.
Боуэн окинул его угрюмым взглядом.
— Если вас не трогают страдания раненых и умирающих, если вас волнует только хладнокровная и запутанная логика, то тогда мы — военный корабль, хотя и совершенно беззащитный. Ибо что мы делаем? Мы отправляем домой больных и раненых, лечим их и вновь отправляем на фронт или в море для борьбы с немцами. Если же вы подумаете, то поймёте, что нельзя позволить госпитальному судну добраться до родных берегов, потому что это равносильно оказанию помощи противнику. Обер-лейтенант Лемп торпедировал бы нас, даже не задумываясь.