— В этом я уверен, — ответил Олвин достаточно храбро, но Хедрон уловил в голосе юноши некоторые колебания.
— Тогда разреши мне сказать тебе кое-что, о чем ты и понятия не имеешь. Видишь вон те башни? — Хедрон простер руку к двойному пику Центральной Энергетической и Зала Совета, которые смотрели друг на друга, разделенные пропастью глубиной в милю. — Теперь представь, что я положил между этими башнями абсолютно жесткую доску — шириной всего в шесть дюймов. Смог бы ты по ней пройти?
Олвин, ошеломленный, медлил.
— Не знаю, — наконец прошептал он. — Мне что-то и пробовать не хочется…
— Я совершенно уверен, что тебе не удалось бы по ней пройти — ни за что на свете. Закружится голова, и ты рухнешь вниз, не сделав десятка шагов… Но если бы та же доска была укреплена лишь на ладонь над поверхностью, ты прошел бы по ней без малейших затруднений…
— Ну и что?..
— Мысль очень проста. В этих двух предложенных мной экспериментах доска, заметь, одной и той же ширины. Какой-нибудь из этих роботов на колесах, которых мы порой встречаем, прокатился бы по ней между башнями с такой же легкостью, что и по земле. А мы — нет, поскольку нам свойственна боязнь высоты. Да, она иррациональна, но слишком уж сильна, чтобы ее игнорировать. Она встроена в нас, мы с ней рождены.
Так вот, точно таким же образом нам свойственна боязнь пространства. Покажи любому в Диаспаре дорогу, которая, возможно, ничуть не отличается от этой вот мостовой, и он по ней далеко не уйдет…
— Но почему, — запротестовал Олвин. — Ведь было же, наверное, когда-то время…
— Знаю, знаю, — улыбнулся Хедрон. — Когда-то человек путешествовал по всему миру и даже к звездам. Но… Что-то изменило его и вселило в него страх, с которым он теперь и рождается. Ты — единственный, кто воображает, будто этот страх ему несвойствен. Что ж, посмотрим. Я поведу тебя в Зал Совета…
Так называлось одно из величайших зданий города, почти полностью предоставленное в распоряжение машин, которые и являлись настоящей администрацией Диаспара. Близко к вершине здания находилось помещение, в котором встречались члены Совета в тех редких случаях, когда возникала проблема, требующая обсуждения.
Широкий вход поглотил их, и Хедрон уверенно вступил в золотистый полумрак. Олвин никогда прежде не бывал в Зале Совета. Это не запрещалось, в Диаспаре вообще мало что запрещалось, но, как и все остальные, он испытывал перед Советом чувство какого-то почти мистического благоговения. В мире, где не знали богов, Зал Совета был наиболее близким подобием храма.
Хедрон без малейших колебаний вел Олвина по коридорам и пандусам, которые, судя по всему, предназначались не для людей, а для колесных роботов. В конце концов они остановились перед дверью, которая тотчас же медленно заскользила в сторону, а затем снова задвинулась за ними. Впереди была еще одна дверь, которая, однако, при их приближении не отворилась. Хедрон не сделал ни малейшей попытки коснуться ее, он просто остановился. Через короткое время прозвучал тихий голос: «Будьте добры, назовите ваши имена».