Никто не шелохнулся.
- Положите оружие!
Они положили револьверы на пол.
- Встать! Руки вверх!
Все трое послушно встали. Дикин и Клэрмонт подняли руки.
- А вы, глухая - обратился Банлон к Марике.
Она, видимо, не слышала его. Взгляд девушки был прикован к Рэфферти. Он, несомненно, был мертв.
Банлон шевельнул дулом револьвера:
- Говорю вам в последний раз, леди!
Будто во сне Марика медленно подняла руки. Когда Банлон перевел взгляд на Дикина, правая рука Марики слегка передвинулась и оказалась у одного из фонарей, подвешенных к потолку. Если Дикин и уловил это, едва заметное движение, то виду не подал. Пальцы девушки сомкнулись на дужке фонаря.
- Не знаю, зачем вам эти белые простыни, - прорычал Банлон, - но нам они даже очень пригодятся. Полезайте на дрова и помашите одной из них! Живо!
В этот момент рука Марики сняла фонарь с крючка и сильно взмахнула им в воздухе. Уголком глаза Банлон увидел несущееся на него пятно света. Он отшатнулся, но было уже поздно: фонарь угодил ему в лицо. Он удержал оружие, но на две-три секунды потерял равновесие, что было вполне достаточно для Дикина. Нагнувшись, он ударил Банлона в живот. Оружие выпало из рук преступника, а сам он налетел на паровой котел. Дикин, словно тигр, бросился на него, схватил за горло и с силой стукнул его головой о котел пару раз.
Марика впервые со страхом увидела Дикина в такой ярости, а тот еще раз ударил Банлона о котел, затем поднял обмякшее тело машиниста и выбросил его в ночь. Затем его лицо быстро приняло свойственное ему бесстрастное выражение.
- Ну, говорите все, что хотите! - сказал он Марике. - Знаю наперед, что вы скажете... Скажете, что этого не следовало делать?
- Почему же? - ответила она рассудительно. - Вы же сами говорили, что ничего бы не смогли доказать!
Второй раз за эту ночь Дикин был вынужден выдать свои чувства. Он удивленно уставился на девушку.
- Может статься, - произнес он, осторожно выбирая слова, - что между нами больше общего, чем вы думаете.
Марика дружески улыбнулась Джону.
- Откуда вы знаете, о чем я думаю!
В офицерском купе О'Брайен, Пирс, Генри и губернатор держали нечто вроде военного совета. Во всяком случае - первые трое. Губернатор с полным стаканом виски в руке уставился на печку. На его старческом лице было написано отчаяние.
- Какой ужас! - тоскливо простонал он. - Я пропал! О, боже милостивый!
- Вы не считали ужасным, - со злобой заявил О'Брайен, - когда обманывали избирателей, которые вам доверяли. К тому же, вы требовали у меня и Натана половину доходов от всех наших сделок. Тогда вам не было страшно! Мне тошно на вас смотреть, губернатор Фэрчайлд!