Опершись руками о землю, он наклонился к Фариду:
– Знаешь, я жалею о старых добрых временах, когда еще не все скотобойни были приватизированы. Можно было делать все, что захочешь. А теперь… Все регламентировано, все под наблюдением. Пропало удовольствие. Занятно, но у тебя такие же голубые глаза, как у свиней. Мне всегда было любопытно читать в их глазах проблески ума и любознательности, пока свиней не охватывал страх, когда их загоняли в зал забоя. Ты бы видел их абсолютный ужас! В человеческой жизни все-таки случаются незабываемые вещи.
– Ты пьян. Перестань, пока…
– Пока – что? Ты своих дружков кликнешь? Или полиция придет меня арестовывать?
Он встал, разведя руки в стороны:
– Кто-нибудь видел тут полицию? И кто мне тут может сказать, что хорошо, а что плохо? – Он ткнул пальцем в Фарида. – Мне надо знать, выйду я отсюда один или нет. У тебя есть ответ, Фарид?
Парень промолчал.
– Есть множество методов заставить тебя говорить. Все они более или менее долгие. Времени здесь у нас вроде бы полно, но парадокс заключается в том, что времени-то как раз и не хватает. Следовательно, я вынужден прибегнуть к самому короткому и самому болезненному методу.
Он взял пластмассовую вилку и сунул ее в огонь. Вилка затрещала. Теперь он смотрел на меня:
– Тебя мне тоже надо было обездвижить, Большой Начальник. Иначе ты мне ничего не дашь сделать. Знаешь, я никогда не причиню зла безвинному. Но Фарид не безвинен. Пусть он скажет, что у него было в багажнике фургона. Твой пес тоже не был безвинен. Он вовсе не такой уж ангел. Он стащил то, что ему не принадлежало. Я просто восстанавливаю справедливость.
– Сейчас же прекрати и освободи нас. С помощью твоей бреши мы найдем выход. Не переступай нового барьера.
– Барьеры? А ты не заметил, что их уже давно не существует? И хотел бы я знать, какой выход ты найдешь.
Пластик начал плавиться, и Мишель принялся поворачивать вилку, пока она не превратилась в раскаленный шар. Швы у него на ладони странно поблескивали, и это придавало руке какой-то синтетический, чудовищный вид.
У Фарида так сильно дрожал голос, что он еле выдавил из себя:
– Ты что… ты что делаешь?
Мишель вдруг обернулся и вздрогнул. Подняв маску к потолку, он отложил вилку и, поежившись, потер себе плечи:
– Мне надо выйти отсюда… И быстрее. Пока не…
Он застыл на месте, глядя себе под ноги. Этот момент тянулся бесконечно. Вдруг он нагнулся к Фариду и ткнул раскаленным пластиковым шариком между звеньями цепи, прямо ему в грудь. Слух резануло отвратительное шипение паленого мяса. Фарид закричал. Я рванулся из своей цепи, пока меня не сразила боль.