– А теперь ты мне объяснишь, что это такое.
Он потянул назад, и мне показалось, что у меня тоже сейчас выскочат глаза.
Как раз над лобком куклы были написаны три слова и короткая фраза:
«Вор.
Лжец.
Убийца.
Буквы, цифры. И замок откроется…»
…Твой последний взгляд остался со мной, и тяжелее всего было вынести его.
Всем великим людям, кто ушел в горы
И не вернулся.
Личные заметки Жонатана Тувье (12 июля 1991)
Мои губы произнесли имя, которое давно уже кануло в лету:
– Это он. Это Макс Бек.
Мишель выпустил меня и откатился в сторону. Горелку он погасил и, скорее всего, теперь лежал, как и я, на спине, раскинув в стороны руки и ноги.
– Ладно, допустим, Макс Бек. Тот, что погиб, сорвавшись в горах… Макс Бек или не Макс Бек – меня сейчас не это интересует. Я хочу знать одно: как отсюда выбраться. Черт, где же разгадка? «Буквы, цифры. И замок откроется». Как он откроется?
Я все еще не мог поверить. Девятнадцать лет молчания… Все эти статьи о его смерти… Похороны… Кто мог бы выжить на такой высоте, в одиночку, со сломанной ногой? Спустившись с горы, я потом еще пять дней сидел в базовом лагере, чтобы окончательно убедиться, что он погиб. Выходит, он выжил? Высоко в горах, с их ледяными ночами, без воды и пищи? Как же ему удалось?
Среди альпинистов гуляет множество небылиц. Да и мы сами разве не оказались внутри такой небылицы? Так или иначе, а Макс выжил и теперь явился, чтобы отомстить. Девятнадцать лет расчетливой подготовки. И все эти девятнадцать лет он знал, что я у него отнял все.
Я начал улавливать смысл своего заточения. Уже восемь дней я нахожусь в ловушке, в чудовищных условиях, цепляясь за последний лучик света, и я все еще жив. Потому что во всей этой истории есть что-то глубоко алогичное, какая-то тайна, которая заставляет нас выживать за пределами физических и умственных возможностей. Макс выжил в горах, а теперь заставляет меня выживать здесь. И заставляет пережить все, что пережил он.
Я с силой сжал руками лицо:
– Одному Богу известно как, но он снова объявился среди живых.
– И все ради того, чтобы пустить себе пулю в лоб в галерее? И не увидеть, как ты мучаешься?
– С него станется. Ради жеста, по причине, известной только ему. Он вполне был способен все это организовать. У него не осталось другого смысла жизни, только месть.
Мишель шумно вздохнул, и в этом вздохе я почувствовал покорность судьбе.
– Однако мне придется забрать у тебя горелку и, возможно, пойти на то, чтобы взорвать свою башку. Ведь это я должен был спасти твою жену. И я считаю, что имею право знать… Знать правду.