Не знаю, какая температура была у Мишеля, он, похоже, термометром не интересовался. Что до Фарида, то его лоб горел. Теперь он носа не высовывал из спальника. Ему было очень плохо, и я за него опасался. Если в ближайшее время он не поест, то не перенесет термального шока, когда спадет температура. Мне хотелось его спасти.
Я пошарил рукой в кармане рубашки, нащупал кусочек апельсиновой корки и разделил надвое. Начав медленно жевать корочку, я ощутил, какое это блаженство, когда во рту что-то есть.
Когда я засыпал, мне все время что-то снилось. Как правило, кошмары, не имевшие никакого отношения к моей жизни. Какие-то бесформенные тени вперемешку с геометрическими фигурами, без связи, без логики… Никакого цвета, солнца, света. Просыпаясь, я отчаянно мечтал о детском питании, о палочках вяленого мяса, о пеммикане, о сублимированных концентратах, которые мы через силу ели на высоте. Теперь при одной мысли о них я истекаю слюной. Я бы слопал целый ящик этих палочек. Язык у меня растрескался от голода и болел. И вот что странно: черный револьвер стал казаться серым, а голубой газовый баллон – зеленым. Я знал, что он голубой, но мои глаза теперь постоянно видели его зеленым. Мишель сказал, что он уже давно его видит зеленым. Этот зеленый слишком яркий, и я его ненавижу. Теперь я стал различать только красный, черный и зеленый. Чувства мои притупились. В ушах все время шумело, и мне стало казаться, что среди падений камней и ледышек я различаю замедленное дыхание смерти.
Я попытался умножить двенадцать на двенадцать и трижды ошибся. После чего сосчитал на пальцах, покрывшихся розоватыми трещинами. Без перчаток и носков я долго не продержусь.
Двенадцать на двенадцать… Сто сорок четыре. Сто сорок четыре. Сто сорок четыре.
И пока я повторял эти слова, Мишель на четвереньках, по-собачьи уткнув нос в землю, ринулся в угол палатки и съел трупик Желанного Гостя до последней лапки.
То, что совершил я, не сделал бы ни один в мире зверь.
Знаменитая фраза, сказанная Гийоме,[15] затерянным во льдах горного хребта в Андах, после вынужденной посадки. Жонатан Тувье знал его историю наизусть
Короткое колебание ткани… Рычание рядом с палаткой… мы с Мишелем застыли, затаив дыхание. Фарид наконец-то заснул, весь мокрый от пота, то впадая в бред, то приходя в себя. Мы переглянулись и поняли друг друга без слов: тот-в-кого-превратился-Пок бродит вокруг. У меня перехватило горло, и я как можно тише подполз к краю палатки. Поверхность воды оставалась гладкой, и ничто не выдавало присутствия зверя. Но я знал, что он следит за нами. Его чутье намного превосходит наше, и он очень осторожен.