Арман Гамаш подался к Оливье, сидевшему напротив него за семисвечником и полотняным мешочком. К Оливье, переступившему черту.
— Так что случилось? Расскажите нам наконец правду.
Габри, который все еще не мог прийти в себя от увиденного, сидел рядом с Оливье. Поначалу, когда полиция вернулась из дома Парра в бистро, Габри это позабавило. Он произнес несколько натянутых шуток. Но обыск становился все более и более дотошным, и Габри стало не до шуток. Сначала он демонстрировал раздражение, потом злость. А теперь не мог прийти в себя — так был потрясен.
Но он постоянно был рядом с Оливье. Не покинул его и сейчас.
— Он был мертв, когда я его нашел. Я признаю, что взял эти вещи. — Оливье сделал движение в сторону семисвечника и мешка. — Но я его не убивал.
— Будьте осторожны, Оливье. Я вас очень прошу.
В голосе Гамаша слышалось что-то такое, от чего даже у присутствующих полицейских мурашки побежали по коже.
— Это правда.
Оливье закрыл глаза, почти веря, что если он ничего не видит, то ничего и нет. Серебряный семисвечник и грязный мешочек — их нет больше на столе в его бистро. Полиции нет в зале. Только он и Габри. И тишина.
Наконец он открыл глаза и увидел, что старший инспектор сверлит его взглядом.
— Я его не убивал. Что хотите со мной делайте — я его не убивал.
Он повернулся к Габри, который тоже посмотрел на него, потом взял его за руку и обратился к старшему инспектору:
— Послушайте, вы же знаете Оливье. Я знаю Оливье. Не делал он этого.
Оливье стрелял глазами то в одного, то в другого. Может быть, это спасение? Трещинка, пусть и самая узкая, через которую он сможет уйти.
— Расскажите мне, что случилось, — повторил Гамаш.
— Я уже рассказал.
— Еще раз.
Оливье глубоко вздохнул:
— Я оставил Хэвока закрывать дверь, а сам отправился в хижину. Пробыл там минут сорок пять, выпил чашку чая, а когда уходил, он захотел дать мне маленький кувшинчик. Но я забыл его взять. Я понял это, когда уже вернулся в деревню, и разозлился. Меня вывело из себя, что он все время обещал отдать мне это, — он ткнул пальцем в мешочек, — но дальше обещаний дело не шло. Только всякие мелочи.
— Этот кувшинчик был оценен в пятьдесят тысяч долларов. Он принадлежал Екатерине Великой.
— Но кувшинчик кувшинчиком, а эта штука — другое дело. — Он посмотрел на мешочек. — Когда я вернулся, Отшельник был мертв.
— Вы сказали нам, что мешочек исчез.
— Я солгал. Он был на месте.
— А семисвечник раньше вы видели?
Оливье кивнул:
— Он им все время пользовался.
— Для молитвы?
— Для освещения.
— Он тоже практически бесценный. Я полагаю, вы это знали.